Только ты - Джейн Харри

Армандо не перенял от отца беспощадной жестокости, но по части грязных трюков и шантажа ничуть ему не уступал. Он не знал правды, но, увидев теплые отношения между Гарри и Стэнли, сделал все, чтобы разрушить эту связь. Всякий, кого любил Стэнли, представлялся ему угрозой для собственных планов.

Стэнли пришлось притвориться, будто он отослал из дома меня и Гарри, а сам переехал в Испанию. И все для того, чтобы Армандо поверил, будто он одержал победу…

— Но вы говорили о шантаже… Дороти Льюис кивнула.

— Армандо проведал о нашей связи со Стэнли и стал угрожать, что расскажет обо всем его жене. Голда была тогда очень больна — и не только физически, но и душевно. У нее случались дикие приступы истерии с последующей депрессией, иногда — на грани самоубийства. Стэнли платил за то, чтобы за ней хорошо ухаживали и сохраняли ее уверенность, что будто однажды она чудесным образом излечится и вернется к нему, снова став женой и хозяйкой дома…

— Представляю, — медленно произнесла Стефания, — каким вероятно, это было тяжелым испытанием для Гарри, как, впрочем, и для вас.

Дороти Льюис грустно улыбнулась.

— Гарри, как и я, реалист. Мальчик всегда был настроен на то, чтобы своими руками прокладывать путь к успеху. Он знал, что Корнуэлл-Хаус не достанется Армандо — просто нужно проявить терпение.

Стефания прикусила губу.

— Да, — пробормотала она, — что его всегда отличало — так это терпение.

Миссис Льюис поднялась с дивана.

— А теперь постарайся заснуть, — мягко сказала она. — И не надо завтра вставать чуть свет, отдохни, как следует.

— Так значит, завтра я могу уехать? — с трудом проговорила Стефания.

Дороти Льюис остановилась у двери и с улыбкой ответила:

— Разумеется. Если ты действительно этого хочешь и уверена, что так будет лучше. Впрочем, решать тебе одной. Спокойной ночи, дорогая, и сладкого тебе сна!

Долгое время после ее ухода Стефания неподвижно сидела на диване. Затем встала, подошла к комоду и в одном из ящиков нашла бархатную коробочку, ту самую, в которой получила подарок к дню своего восемнадцатилетия. Все эти годы она хранила ее — как обломок ее девичьей мечты, потерпевшей крушение.

Аккуратно положив брошь на бархатную подушечку, Стефания тихо выскользнула в коридор. Она не постучала в дверь — просто повернула ручку и вошла.

Гарри стоял у окна, глядя в темноту. Его пиджак и галстук были небрежно брошены на стул. Медленно повернувшись, он посмотрел на нее. Взгляд его оставался холодным, губы — плотно сжатыми.

— Не слишком ли поздний час для светской беседы? — иронично поинтересовался он.

— У меня всего один вопрос, обещаю. Больше я не буду беспокоить тебя. Я пришла, чтобы отдать тебе вот это! — И она протянула ему коробочку, обтянутую бархатом. — Я не могу принять твой подарок, Гарри.

— Господи! — вырвалось у него. — Так ты хранила футляр все это время? Но зачем, Стефания? В качестве напоминания о том, как ты меня ненавидишь?

Стефания вздрогнула.

— Примерно так. Но теперь в ней нет нужды. Я возвращаю ее тебе — вместе с бриллиантами.

— Считай брошь премией за прекрасную работу, — сказал он, не сделав даже легкого движения в ее сторону. Глаза его оставались непроницаемыми. — Многие люди заслуживают, что называется, такое золотое рукопожатие по завершении контракта.

— Я не отношусь к их числу, — сверкнула она глазами. — И я не играю больше в твои проклятые игры.

— Игры? — с ожесточением спросил он. — Какого дьявола ты берешься рассуждать со мной об играх? Я и в самом деле поверил, будто у тебя с Армандо все кончено и теперь ты видишь его насквозь. Увы, нет! Я ошибался. При первой же возможности ты бросилась в его объятия… Ну что ж, езжай к нему, Стефания, если ты его так желаешь! Но пусть брошь останется с тобой. А еще того лучше — запри ее в банковском сейфе. Не сомневаюсь, когда-нибудь тебе потребуются средства. Например, для того, чтобы откупиться от Армандо. — Гарри засмеялся, но в его смехе не было и тени веселья. — В старину считалось, что бриллианты предохраняют от яда и исцеляют от горя. Надеюсь, так оно и есть, потому что они тебе потребуются для обоих случаев.

Стефания почувствовала, что сейчас ей потребуются все остатки мужества, еще остававшиеся в ней, чтобы наконец, сказать правду.

— Мне всегда был нужен только ты, Гарри. И никто больше!

Губы Гарри сжались еще плотнее.

— Неправда! Мы оба знаем, что это неправда. О чем тут говорить, если ты собиралась за него замуж?

— Мои прошлые намерения — вовсе не предмет моей гордости. Я была бесконечно одинока, Гарри. В глубине души я ждала одного — твоего возвращения. Но время шло, а тебя все не было. Зато появился Армандо, который, что ни говори, был частью нашего общего прошлого — тех времен, когда я не чувствовала себя одинокой.

— А что заставило тебя вчера снова броситься к нему на шею? — резко спросил он. — Я был там, Стефания. И видел, как ты его целовала.

— Нет, — сказала она. — Ты видел, как он целовал меня. А это — совершенно разные вещи. Ты просто увидел то, что хотел увидеть. Зачем ты приехал туда?

Гарри насупился и после короткой паузы медленно ответил:

— Какой-то мужчина позвонил и сообщил миссис Стюарт, что ты встретилась со старым другом и не вернешься допоздна.

— Армандо подстроил ловушку, и мы вновь угодили в нее! — вскрикнула Стефания. — Он сначала позвонил мне домой, чтобы удостовериться в моем присутствии там. Вероятно, сразу после этого он позвонил в Корнуэлл-Хаус. — Стефания горестно покачала головой.

— Ты сама сказала, что хотела бы вернуться к себе домой. Ты сама призналась в этом, — продолжал упорствовать в своем недоверии Гарри.

— Ты обвинил меня, что я встретилась с ним за твоей спиной. Естественно, это причинило мне боль, и я всего лишь хотела отомстить тебе той же монетой. — Стефания развела руками. — Ты в детстве называл меня рыжиком, хоть я вовсе не рыжая. Однако в одном ты был прав: как все рыжие, я очень невезучий человек. И видно буду рыжей — до тех времен, пока не стану старой и седой.

— Ты никогда не будешь старой, Стефания, — тихо ответил Гарри. — Я всегда буду видеть тебя такой, какой ты была сегодня вечером, — в рубиново-красном платье с бриллиантовой брошью на груди.

— Гарри, — срывающимся голосом начала она. — Не надо…

— У меня было нелегкое детство. Мне порой даже казалось, что я какой-то провинностью заслужил такую участь. И все же, когда тебя не было рядом, я чувствовал себя… ущербным, что ли? Все эти годы, пока ты подрастала, мне приходилось считаться с тем, что мы друг для друга чужие, что мое место — где-то в стороне от тебя и на втором плане… — Глаза его были печальны. — Это был сущий кошмар — без конца жаждать момента, когда ты снова взглянешь на меня с улыбкой. После того, как, это наконец случилось, я почувствовал себя заново родившимся…