Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

— Через три месяца, три недели или три дня. Я все сказала о вас, я хочу отдохнуть.

Сеанс был приостановлен потоком насмешек господина де Бевра над маркизом.

Для того чтобы явление предсказанного наследника имело место через три месяца, три недели или три дня, надо было, чтобы три женщины получили на то «заказ».

Бедный маркиз так хорошо знал обратное, что вся его вера в магию остыла.

Девочка потребовала начать заклинания для последнего фанта.

Это был булыжник д'Альвимара.

Но для понимания того, что последует далее, нужно, чтобы читатель знал, что было условлено между Пилар и ее хозяином Ла Флешем.

То, что Ла Флеш знал и хотел сообщить Буа-Доре, он рассчитывал сообщить ему через ребенка без присутствия д'Альвимара.

Ребенок из каприза и хвастовства не хотел больше принимать во внимание имеющееся между ними соглашение. Она хотела ответить весь свой урок, невзирая на последствия. А возможно также, что эта опасность, которую она могла навлечь на него и о чем она ведала, тешила ее инстинкты ненависти.

И теперь она говорила, как она это понимала, несмотря на предостережения и гримасы своего господина, который не мог ничего сказать ей по-испански без того, чтобы это не было понято д'Альвимаром.

Она подобрала камень, изучила знаки, которые его окружали, сделала вид, что совершает подсчеты и сказала по-испански с ужасным пылом к угрозе:

— Несчастье, разочарование и напасть тому, у кого фант упал на красную звезду!

— Браво! — воскликнул д'Альвимар, рассмеявшись нервно и неестественно. — Продолжайте, мерзкое создание! Давайте, давайте, собачье отродье, выродок, говорите нам приговор неба!

Пилар, рассерженная этими оскорблениями, сделалась столь дикой, что внушила страх всем, кто смотрел на нее, и самому Ла Флешу.

— Кровь и убийство! — воскликнула она, подпрыгивая с судорожными жестами, — убийство и проклятье! Кровь, кровь и кровь!

— И все это мне? — сказал д'Альвимар, который в этот миг не смог скрыть своего страха.

— Тебе! тебе! — кричала эта бешеная оса. — Смерть, ад! Скоро, тотчас, через три месяца, три недели или три дня. Проклятый! проклятый! ад!

— Довольно, довольно! — сказал Буа-Доре, который почти не понимал по-испански, но видел, что д'Альвимар бледен и готов упасть в обморок. — Этот ребенок одержим злым дьяволом, и возможно грех слушать его.

— Да, несомненно, сударь, — ответил д'Альвимар, — она одержима дьяволом, и ее угрозы тщетны и достойны презрения, потому что ад не может ничего без воли Бога, но если бы я был здесь владельцем замка и судьей, я бы приказал схватить этого бандита и эту нечисть и я бы их отдал…

— Ну-ну, — сказал господин де Бевр, — не надо так сердиться! Я не знаю, что вам сказали, но меня изумляет, что, выслушав, вы рассмеялись. Однако признаюсь, что исступление этой взбесившейся уродины — некрасивое зрелище, и я вижу, что моя дочь этим обеспокоена. Итак, плут, — сказал он Ла Флешу, — довольно. Забирайте себе фанты, если они вам подходят, и отправляйтесь в другое место.

Ла Флеш не ожидал этого разрешения, чтобы сложить багаж. Он очень торопился избавиться от доброжелательных намерений испанца по отношению к нему.

Маленькая Пилар не была взволнована. Напротив, она собирала золотые и серебряные монеты, которые служили фантами, и когда она дошла до камня д'Альвимара, она его с презрением пнула ногой.

Он был этим так оскорблен, что, возможно, обошелся бы с ней, как с волчонком, если бы у него еще оставалось оружие, которым можно было так быстро воспользоваться и так хорошо.

Но он сделал бесполезное движение невольно, чтобы схватить кинжал, и Лориана, которая смотрела на него, порадовалась тому, что он безоружен. Он встретился с ней взглядом и поторопился улыбнуться, потом он попытался заговорить на другую тему, и Буа-Доре попросил Люсилио наиграть мелодию на мюзете, чтобы развеять неприятные впечатления от этого происшествия, в то время как Ла Флеш, водрузив свою большую корзину на голову, взяв под руку свои магические инструменты и волоча другой рукой маленькую предсказательницу, еще всю дрожащую, с поспешностью пересекал ворота и подъемный мост замка.

— Ну теперь-то ты дашь мне поесть? — спросила она, когда они вышли в открытое поле.

— Нет, ты слишком плохо работала.

— Я хочу есть.

— Тем лучше.

— Я голодна и не могу больше идти.

— Тогда отправляйся в клетку.

И он насильно посадил ее в корзину и понес, ускоряя шаг почти до бега.

Крики несчастного созданья затерялись без эха в бескрайней равнине.

— Марио! Марио! — плакал ее прерывающийся голос, — я хочу видеть Марио! Злой человек! Убийца! Ты обещал, что я увижу Марио, который даст мне поесть и поиграет со мной, и его мать, которая не дает меня бить. Марио! Марио! Разыщите меня! Убейте его! Он делает мне зло, он меня трясет, он меня убивает, он заставляет меня умирать от голода! Будь он проклят! Смерть, и кровь, и убийство! Кнут, огонь, колесо, ад для злых людей!

В то время, как цыган бежал в направлении севера, маркиз с д'Альвимаром и Люсилио поехали в обратную сторону по дороге в Бриант.

Маркиз медлил сообщить своему верному Адамасу о том, что он рассматривал как счастливое завершение своей затеи. Все хорошо оценивая, он не был слишком расстроен семью годами ожидания, прежде чем сможет предпринять новое матримониальное решение.

Д'Альвимар был весьма мрачно настроен не только по причине пророчеств, которые расшевелили его желчь и потревожили его мозг, но также и по причине спокойного прощания с ним со стороны мадам де Бевр, в то время как она протянула свои маленькие руки маркизу, весело обещая свой приезд на послезавтра.

«Разве это возможно, — думал он, — чтобы она приняла деньги этого старика, и что я оказываюсь вытесненным соперником семидесяти лет?»

Он имел большую охоту расспросить, поднять на смех, досадовать. Но не было возможности завязать разговор с Буа-Доре на этот предмет. Маркиз имел торжествующий вид, сдержанный и скромный.

Д'Альвимар не мог отомстить за свое поражение, кроме как забрызгать грязью, что он и сделал только с мэтром Жовленом, едущим рысью позади маркиза.

Едва приехав в замок, поскольку время ужина еще не наступило, он отправился пешком, чтобы побеседовать с господином Пуленом.

— Итак, месье, — сказал, разувая своего хозяина верный Адамас, который в своем качестве камердинера почти никогда не покидал замок Бриант, — надо помышлять об обеде помолвки?

— Точно, мой друг, — отвечал маркиз. — Нужно обдумать пораньше.

— Правда, месье? Ну, я был уверен, и я так рад, что даже не знаю как. Представьте себе, месье, что эта рыжая дылда, которую вы звали Беллиндой и которой лучше было бы называться Тизифоной…