Нам здесь жить - Елена Геннадьевна Костюченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще в центре деревни есть могила летчика, который разбился здесь во время войны. Раньше на 9 мая вокруг могилы составлялись столы из досок, и вся деревня праздновала. Теперь обычай пришлось отменить — все доски ушли на дорогу до станции.
На зиму из деревни уезжают все, кто может. В отличие от Рагима, который продавал основные продукты без наценки вообще, поставщики дров не стесняются задирать цену. Чтобы протопиться зиму, надо заплатить 10–12 тысяч — немыслимую здесь сумму.
О том, что мимо станции идет «Сапсан», местные жители узнают по помехам в телевизоре. В Бухалове ловятся два канала — 1-й и 2-й соответственно. «То есть если война начнется, узнаем», — серьезно говорят бухаловцы.
Внимательно смотрят, пожалуй, лишь «Малахов+», записывают рецепты. Ведущая с тревожным лицом декламирует: «Следующий наш герой считает, что коктейль из чистотела и мать-и-мачехи помог ему победить неизлечимую язву желудка». Последний раз врач в деревне была два года назад. «Собрались в доме у одной бабушки. Она провела массовый прием, померила давление, выписала рецепты».
Если в деревне случается больной, его грузят на «говняную тележку» — тачку для навоза — и везут на станцию. Там сажают в первую проходящую электричку и по громкой связи просят машиниста вызвать к ближайшей крупной станции «скорую». Машинисты привычные — вызывают.
Вот однажды тетя Валя, прыгая с электрички в овраг, сломала себе ногу. «Это была последняя электричка, — рассказывает тетя Валя. — Пришлось ждать утренней. За ночь нога так распухла, что не влезала и в резиновый сапог. И везли меня на «говняной тележке» в белом моем плаще. До Твери в тамбуре сидела, как бомжиха. А там «скорая» меня встретила».
Если больной нетранспортабелен, начинается самое удивительное — лечение по телефону.
Три года назад Анатолий Стрельцов пережил инсульт. «Голова у него сильно болела, он на кровать прилег, — рассказывает его жена Валя. — Я подхожу, а у него глаза закатились и челюсть вывихнулась». Валя позвонила в «скорую». Дежурный врач долго расспрашивала о симптомах, потом вынесла заключение: нетранспортабелен. И посоветовала собрать все лекарства, которые есть в деревне. Из более-менее подходящих лекарств в Бухалове нашлись корвалол, коринфар, адельфан, фуросемид и энап. Повезло. Дежурная назвала дозировки и попросила перезванивать через каждые полчаса. Через сутки, опять же по телефону, врач решила, что больного можно «попробовать везти». И Анатолия повезли в Спирово — так же, ближайшей электричкой. Анатолий выжил.
Вообще Стрельцовы в деревне считаются почти олигархами. У них единственных есть лошадка по имени Венера и телега без бортов. Поэтому они могут себе позволить добираться до Калашникова своим ходом.
И Анну Кружанову, которую не успели довезти до электрички, Стрельцовы везли в Калашниково на телеге. Уже мертвую. Родственники очень просили — обычно трупы из Бухалова вывозят на тех же электричках, в тех же тамбурах.
Бабе Тоне — Антонине Андреевне Марковой — 89 лет, и уже 4 дня у нее нет хлеба. Сама она в электричку забраться не может — болят ноги, поэтому купить продукты просит соседей. А соседи пока в поселок не собираются.
«Что-то я разожралась», — самокритично замечает баба Тоня. Ведь если экономно есть, буханки хватает на пять дней. Остальной НЗ бабы Тони хранится в кастрюле, задвинутой под телевизор: пакет пшенки, гречка, макароны, мука, сахар.
Бабе Тоне повезло больше, чем большинству бухаловских бабушек. У нее есть дочка, и каждую зиму она забирает Антонину Андреевну в Карелию, в город Сегежа. Правда, что за Сегежа такая, баба Тоня не очень знает — ноги не ходят, и она сидит дома. Но на эту зиму хочет остаться в Бухалове. «Пора мне уже, девки. Все мои там, — говорит баба Тоня. — А в Карелии страшно помирать. Там не земля — одни камни».
Баба Тоня на жизнь не жалуется. Она вспоминает, как в 41-м эвакуировалась из крымской Шепетовки в Саратовскую область. Поезда, товарняки и 70 километров пешком с полуторагодовалой дочкой на руках. Девочка эвакуации не перенесла — так и умерла на руках у Антонины Андреевны. И вот тогда было действительно плохо, а сейчас просто очень нудно и бессмысленно.
«Я пережила больше, чем ваша Анна Каренина», — говорит баба Тоня без всякой рисовки.
На 65-летие Победы губернатор Тверской области Дмитрий Зеленин прислал ей два махровых полотенца. Одно розовое, другое красное. Антонина Андреевна их
пока не разворачивала. «Мыться-париться» в Бухалове ей особо негде.
Администрация Спировского района проявила большее понимание ситуации: прислали пачку чая, конфеты и 100 граммов водки.
Леонтьево
294 км от Москвы,
356 км от Санкт-Петербурга
Леонтьево «Сапсаны» проходят совсем тихо — буквально ползут. Тут идет ремонт дороги на Москву — 17 парней в оранжевых робах распиливают рельсы. Потом, прямо вместе со шпалами, специальной машиной, похожей на паука, поднимают и сваливают на откос, экскаватором выгребают старую щебенку, насыпают свежую. Работают быстро: во-первых, надо закончить до двух часов дня — должны пустить поезда, во-вторых, повар Коля сегодня готовит плов, а уже доподлинно известно, что кусков курицы там будет только 14.
Здание станции заколочено, окна забиты металлическими листами. Зато через железку есть автомобильный переезд, и — совсем роскошь! — по обочине тянется сетка-ограждение. Сетку здесь поставили, после того как этой зимой поезд протащил машину, выехавшую на пути, «аж до самой Цны». Через зазоры между секциями уже протоптаны тропинки.
12 января 35-летний безработный леонтьевец Михаил Самарцев кинул в «Сапсан» ледышку. Попал — в шестом вагоне выбило стекло. Ущерб РЖД оценили в 120 тысяч рублей.
«Я не верю, что это он, — говорит его мать Нина Федоровна. — Менты просто пошли и взяли пьяную компанию у станции. У него у одного не было паспорта, вот и повесили все на него».
Нина Федоровна живет в поселке Солнечный — через железку от Леонтьева — и работает учительницей в здешней школе. Ведет третий класс — 8 человек.
Ее муж, Владимир, извиняется и уходит копать огород. Чтобы прокормиться, Самарцевы сажают картошку и держат овец.
«Мишка у нас все потащил, — жалуется Нина Федоровна. — Дуршлаг — уж