Лекарство для безнадежных - Кирилл Григорьев

— А голову включать в дополнение к базе кто будет? — Петровский схватил листок. — Вы даете мне информацию, спасибо. Я читаю: адрес объекта — улица Тверская, дом 8. А открыть карту Москвы и посмотреть, что там находиться вы можете? Или это я делать должен? А? Вы считаете, что Книжный дом «Москва» — это, на самом деле, замаскированная фабрика по производству наркотиков?

Гальцев открыл рот.

Потом закрыл.

— Но как быть…?

— Думать! Позвонить на АТС. Выяснить. Телефоны в Москве часто меняются. Это понятно?

— Д-да…

Тарас вздохнул.

— Идите, Гальцев, — произнес он. — Идите и принесите то, что мне нужно.

После ухода Гальцева, Тарас набрал Антона.

— Как продвигаются дела? — спросил он.

— Три группы оцепления в полной боевой готовности, — доложил тот. — Готовы выдвинуться по первому требованию. Думаю, мы всю клоаку сумеем изолировать.

— Хорошо, — кивнул Тарас. — Дай им готовность на раннее утро. Остальные?

— Сейчас снаряжаем еще две ударных. Так сказать, основной удар.

— Все верно, — согласился Петровский. — Думаю, Максим навестит своих боевых товарищей завтра. Третий день, обычно, случается самым сложным. Превращение должно уже пойти полным ходом.

— Тарас Васильевич, — после паузы спросил Тополев, — а если мы не сумеем его завтра остановить?

Петровский вздохнул.

— Тогда речь о поимке больше подниматься не будет, Антон. Тогда речь будет вестись только об уничтожении.

— Но мы же сами…

— Я помню, Антон, кто его сделал, — мягко оборвал Тарас Тополева. — Я, к несчастью, все прекрасно помню. Поэтому, наши группы должны быть проинструктированы надлежащим образом, понимаешь?

— Я сделаю, Тарас Васильевич.

— Надеюсь, Антон. И вот, что. Давай-ка домой собирайся.

— А вы?

— Не волнуйся.

Мыслями Петровский был в том самом дне, когда они с Антоном провожали Максима в Битцевский парк.

Сумею ли я отдать приказ? Сумею ли я уничтожить то, что породил сам?

В тот вечер, расставшись с Максимом, они долго сидели в машине у подъезда Тополева, рассуждали, спорили, разбирались.

Собственно, речь шла о нем, о лекарстве.

Лекарстве для запутавшихся в жизни смертельно больных.

2

В салоне машины висела тишина.

Антон, судя по выражению лица, думал о дожде, о том, как несладко сейчас там Максиму и как замечательно будет приехать домой, выпить чего-нибудь горячительного и забиться под теплое толстое одеяло. Возможно, о Лизе, секретарше Петровского, он думал тоже…

Мысли Тараса были грустнее. Петровский пытался, но не мог вспомнить, сколько раз он уже провожал таких вот Максимов навстречу судьбе, сопливых пацанов, запутавшихся в своих недетских смертельных проблемах. Сколько раз встречал он их после, взъерошенных, оскалившихся, измазанных теплой еще кровью и пахнущих смертью, ставших за каких-то час-два, мужчинами. Ему всегда хотелось уйти с ними, ему хотелось быть с ними, когда происходило это превращение, но он знал, что никогда так не сделает. Это были их прошлые жизни, глупые ли, хорошие ли, плохие ли, злые ли, но они должны были разобраться с ними сами. Он не имел права находиться с ними в этот момент. Он не имел права видеть их в этот момент. Он мог только встречать и ждать.

Не вернувшихся, не было. Слишком совершенным оказалось лекарство, средство от отчаяния, панацея для загнанных в угол.

Петровский, вздохнув, полез за трубкой.

— Даже если мы его не найдем завтра, в лесу, он все равно вернется, — сказал Тарас. — Может быть послезавтра, через три дня… Они всегда возвращаются… Странная ночь, — он поднял голову и сквозь запотевшее стекло увидел почти полную, огромную луну, — Два дня до полнолуния. Дождь и Луна вместе. Такого я давно не видел. А возвращение гарантировано, — Тарас посмотрел на Антона. — Им всем нужен антидот, чтобы загнать внутрь то, что лезет наружу.

— Поэтому я никогда не думал о сыворотке, — буркнул Тополев. Он тоже смотрел на луну. — Не хочу чувствовать себя рабом.

Во взгляде Тараса мелькнуло сожаление. Он тихонько рассмеялся.

— Рабом?… Ты, говоришь, рабом?… — произнес он. — Мы с тобой давно вместе, но ты никогда не сумеешь, а я не смогу объяснить. В человеческом языке просто не хватит слов, чтобы описать, что такое стать на мгновение зверем. Ты никогда не узнаешь, что такое нестись по полю и ощущать океан запахов, чувствовать вздыбленной шерстью малейшее движение воздуха и наслаждаться своим могучим, гибким, стремительным телом. Ты никогда не сумеешь понять, что такое ощутить себя настоящим животным, свободным и вольным, как ветер. Ты даже не понимаешь, что значит — раб. Люди, простые люди — вот настоящие рабы своих слабых и смертных тел, застывших в неизменных формах. Мы — властелины этого мира. И будущее — за нами…

Монолог Петровского, очевидно, произвел на Антона сильное впечатление. Он испытал два удивления сразу. Первое — что под личиной делового и предприимчивого Тараса скрывалась, оказывается, почти поэтическая душа, и второе, самое главное: он почувствовал себя неполноценным. Простым обыкновенным человеком, который стоит рядом с чудом и не касается его. И, скорее всего, никогда не коснется. «Океан запахов… нестись по полю… — подумал Антон с внезапной завистью. — Да, людям этого не дано».

— Вот сбежит от нас Вепрь, — сказал он вслух, — и останетесь вы без вашего будущего. Поэты… полей….

— Для того, чтобы стать оборотнем, — нравоучительно произнес Тарас, сделав вид, что не заметил иронии, — не нужен никакой Вепрь. Достаточно одного меня, моей крови. А вот другие направления… Для этого как раз ты и существуешь. А Вепрь не сбежит, нет…. Где он еще такое найдет?…

— Такое?…

— Ты же знаешь всех конкурентов, — пожал плечами Петровский. — Ну, кто есть еще на рынке, сильнее нас, а? Кто? У нас размах и движение вперед…. А у остальных?… Гадание на картах Таро?… Кофейная гуща?… Снятие сглазов дедовскими методами?… Или взять того же Максима… Ты, полагаешь, ему будет неинтересно у нас работать? Что скажешь?

— Давайте оставим хотя бы Максима в покое, — вместо ответа сказал Антон и посмотрел в темноту. — Ему сейчас не до нас.

— Не до нас…. Тяжело рвать с прошлым. Особенно с грязным. Но это необходимо, если хочешь идти дальше. И вообще, Антон…

— Постойте, — внезапно перебил его Тополев. — Мне тут мысль пришла. Очень странная мысль. Извините, что перебил вас, Тарас Васильевич, но раньше я как-то не задумывался… Ведь оборотня можно убить?

— Да, — кивнул Тарас непонимающе. — Серебряными пулями. Святой водой. Огнем… Хотя насчет последнего — не уверен, не пробовал. Гранатометом, наверное, тоже можно. Если разнести на куски, ведь есть же пределы регенерации. Хм, только еще попасть нужно. А что?