Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

Внезапно она выдернула из-под шеи подголовник и запустила его в дальний угол комнаты. Ну на что ей тратить свою силу! О, если бы Аменмос был жив, всё было бы по-другому! Он умел веселиться, любил развлекаться. При нём всегда были вечеринки и речные прогулки. А теперь... Торжественные, напыщенные беседы с главным поваром, с надсмотрщиком за винами, начальником садовников — со всеми, кому Аахмес уже дала распоряжения. Долгие часы приходится высиживать рядом с Ненни в Палате приёмов, не говоря ни слова. Еженедельный приём придворных дам с их старомодными манерами, их чопорной болтовнёй ни о чём и удушливым запахом их гелиотроповых духов.

«О, борода великого Птаха! Если бы я была фараоном, то вышвырнула бы их всех из дворца! — подумала Хатшепсут. — Если бы я была фараоном, то заставила бы события случаться, я устроила бы большой праздник, может быть, построила бы огромный памятник себе, чтобы все пялили глаза и удивлялись, проплывая вверх и вниз по Нилу... Да, но прежде всего мне нужно было бы вызвать художников, чтобы расписать заново Колонный зал, потому что эти надоевшие тростники украшают стены с того самого дня, когда Атум встал на Первобытный Холм и изблевал всех богов изо рта! Ничего никогда, никогда не меняется...»

Вода в реке поднималась и спадала, поля скрывались под паводком, а потом порождали зерно и в должное время превращались в растрескавшуюся корку высохшей земли, но она не могла поверить, что время движется. Её всегда окружали одни и те же лица, одни и те же голоса, даже напыщенные приветствия повторялись неизменно... Всё это было лишь условностями — приветствия, фразы, пронесённые неизменными через тысячелетия, вечные почести царице, но эти слова никогда не относились лично к ней. Хатшепсут сама употребляла их всю жизнь, зная, насколько они лицемерны: «Да будет Великая Царская Жена плодовита. Пусть у Вашего Сиятельства будет много сыновей. Да будете вы Матерью Царя...» Тайные хлысты, бьющие по самому больному месту. Это продолжается уже пять лет!

Пять лет. Они простирались за ней подобно пустыне, и лишь несколько событий различной значимости виднелись в этом пространстве подобно одиноким холмам. Замужество и коронация были первым холмом. Смерть Мутнофрет — вторым. Затем наступил памятный день, когда она, не находя себе места от скуки, сбежала, чтобы, как обычно, покататься на колеснице. Этот день закончился выкидышем. Взаимные обвинения, раскаяние; проказы закончились навсегда. Позднее, после бесконечных месяцев осторожности, родилась маленькая Нефер и жизнь потекла совсем монотонно. И это всё, что случилось с того дня, когда она стала египетской царицей.

Царица? Глаза Хатшепсут следили за неровным полётом пчелы, пока та не нашла проем верхнего света и не растворилась в синеве. Она слышала, что у пчёл есть царицы, которые живут в ульях, как в тюрьме, чтобы рожать малышей. А разве её участь была иной? Владычица Двух Земель... она даже не управляла собственным домом. Аахмес заказывала еду, давала указания садовникам и заправляла всеми делами. Когда Ненни выезжал, носилки Аахмес следовали в процессии вторыми. Когда он проводил приём, Аахмес стояла рядом с ним на Балконе Царских Появлений и бросала золото тем, кого он хотел наградить. И на Еженедельных приёмах были только гости Аахмес, опускающие головы, как положено, и бросавшие острые взгляды на талию Божественной Правительницы...

О, Амон! Сегодня был день приёма. Хатшепсут села в кровати и схватилась за голову. Да будет Великая Царская Супруга плодовита. Да будете вы Матерью Царя... А как сегодня чувствует себя маленькая царевна, наш дорогой ребёнок, так похожая на отца...

Может быть, с ней что-то не так, подумала она, или эти люди действительно непроходимо скучны? Возможно, такими были только высокородные, изящные и знатные. Низкорождённые не скучали. Стоит, например, вспомнить конюхов и кухарок, всё время шутящих во время работы, и лодочников на Ниле, поющих и перебрасывающихся насмешками и остротами. Ну, скажем, тот архитектор по имени Сенмут...

Перекатившись на живот, Великая Царская Жена выдернула лотос из чаши, стоявшей рядом с кроватью, и рассеянно помахала им перед носом. Опираясь на локоть, она взглянула на себя в медное зеркало, висевшее над туалетным столиком. Золотистое изящное тело, резко выделяющееся на белейшем покрывале, чернильно-чёрные волосы и ярко-синее пятно лотоса. Она бездумно передвинула руку, прикрывавшую её левую грудь, чуть-чуть подвинула одну ногу... Какое-то время Хатшепсут с неподдельным интересом рассматривала своё отражение, вяло поднимая кисть руки и расслабленно роняя её, рисуя пальцем узоры на изгибах боков и бёдер. Но вскоре её взгляд переместился, задумчиво уставившись в никуда. Затем она, крепко зажмурившись, перевернулась на спину, широко раскинула вытянутые руки и обняла пустоту. После этого женщина на несколько секунд замерла в напряжённой позе, а затем вздохнула и расслабилась.

«Почему я должна вставать? — подумала она. — На самом деле это абсолютно никому не нужно. Я могу бездельничать здесь с тем же успехом, что и в любом другом месте. Здесь даже будет не так скучно».

И всё же... Она приподнялась на локте, ударила в гонг, висевший рядом с дожем, затем опять легла на спину, засунула руки под голову и принялась болтать ступней из стороны в сторону.

«Надо попробовать давать малышке Нефер козье молоко», — подумала она.

Раздался лёгкий стук в дверь.

— Входи, входи, — резко бросила царица. — Ты не должна стучать, когда я тебя призываю. Поставь поднос... — Она вдруг умолкла. В комнату вошёл Ненни. Он закрыл за собой дверь и стоял, глядя на жену.

— Ты поздно встаёшь, — сказал он. В хорошо знакомом голосе слышалась скованность.

— А разве есть для чего вставать? — возразила она, нарочно принимаясь вновь болтать ногой.

Ненни ничего не ответил, но его лицо стало ещё больше похожим на маску, и лишь взгляд перемещался от её болтавшейся босой ступни вдоль всего тела. Подчинившись порыву, она закинула руки за голову и потянулась медленным чувственным движением.

Он отвёл глаза, прошёл через комнату и мимоходом бросил царице лежавшее на стуле платье.

— Ты уже вызвала рабыню?

— Да, вызвала, — пропела Хатшепсут. «Почему он не подойдёт и не овладеет мной, раз так меня хочет? — презрительно подумала она. — Нет, он всегда ждёт моего позволения, никогда не требует моей благосклонности, но просит о ней, как бы плохо я себя ни вела. Клянусь богами, он должен брать меня силой, раз называет себя мужчиной!»

Она снова вспомнила грубые сильные руки простолюдина по имени Сенмут и резко села, держа платье в руках.

— Рабыня сейчас придёт. Когда ты мгновение назад вошёл, постучавшись, я подумала, что это она. Я уверена, что сегодня будет спелый виноград. Ты не хочешь освежить рот вместе со мной?

— Нет, я ничего не хочу, — пробормотал он.

Она поднялась, завернулась в кусок чистого полотна и бросила на мужа нетерпеливый взгляд.

— Ну садись, садись. — Когда Ненни опустился на стул, она повернулась к туалетному столику и начала расчёсывать свои густые волосы. — Что привело тебя сюда в этот час? Разве Нехси опоздал на утреннее совещание?