Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

— Нет, детка, ты ещё мокрый, не прислоняйся к моему платью. Лучше встань сюда. Теперь слушайте а я расскажу вам историю, которую мне рассказала моя старая няня, когда я была маленькой девочкой. Далеко-далеко, на востоке Египта, есть земля, где живут боги...

Тот слушал невнимательно, его глаза не отрывались от хорошо знакомой линии щеки, плавного изгиба около века. Вскоре он запутался в истории о Стране Богов, красивой, далёкой стране, где деревья пахнут ладаном, а сады уступами спускаются к самому морю. Но он тщательно следил за тем, чтобы не прислониться к одежде госпожи Шесу. Через некоторое время, очень осторожно, так, чтобы она не смогла почувствовать, мальчик поднял руку и коснулся волос царицы.

Затем садовые ворота открылись, и всё было испорчено. По дорожке прошествовал придворный в золотом шлеме, преклонил колено и заговорил с фараоном. Тот пришёл в себя, а сказка улетучилась из мыслей госпожи Шесу, будто её там никогда и не было.

— Что случилось, Ненни? — спросила она, когда придворный ушёл.

— Какой-то жрец молит об аудиенции.

— Третий на этой неделе! Лучше было бы принять этого.

— Почему? Всё равно он не скажет ничего важного. Жрецы никогда не говорят ничего, на что стоило бы обращать внимание.

— Как ты можешь говорить такое, не увидевшись с ним? Ради бороды Птаха! Представь себе, что случится какое-нибудь чрезвычайное... — резкий голос неожиданно умолк. — Дети, теперь бегите и развлекайтесь сами. Нефер, пошли раба, чтобы он принёс твоих кукол. А ты, Тот... За тобой пришла твоя мать. Смотри, вот она, в воротах. Тебе пора отдохнуть.

— Нет, ещё слишком рано, почему мне нельзя остаться с вами ещё немного? Я не хочу спать...

— Всё, ты должен идти. Поспеши.

Подстёгнутый лёгким шлепком, Тот неохотно спустился по лестнице — неохотно, но поспешно, потому что к беседке с каждым мгновением всё ближе подходила его мать. Мальчик не любил, когда его мать и госпожа Шесу были вместе. Он побежал к знакомой хрупкой фигурке и поймал мать на полпути.

— Я уже иду, матушка, но подожди немного, я должен сказать кое-что Яхмосу.

Он побежал по траве, перепрыгивая через клумбы, и остановился, запыхавшись, около скамьи, на которой сидел Яхмос. Новая мачта была почти закончена.

— Яхмос, — пропыхтел он, — я должен идти спать.

— Пусть Амон пошлёт тебе хороший сон, малыш.

— И ещё, Яхмос...

— Слушаю тебя.

— Можно мы попозже ещё поиграем с лодочкой?

Старые пальцы невозмутимо продолжали свою мирную работу.

— Хоть до полуночи, если захочешь. А теперь беги.

Ликующий Тот помчался к матери, не забыв подобрать свои сандалии, которые сбросил около дальнего края бассейна. Она взяла его за руку и пошла вперёд. Воспользовавшись тем, что мать не видит его, мальчик бросил через плечо последний взгляд на беседку. Госпожа Шесу, наклонясь к его отцу, неслышно говорила что-то. Тот мог бы сказать, что она сердится; это было видно по её хмурому лицу и жестам.

«Она сердится не на меня», — быстро сказал он себе, чтобы в груди вновь не возникло щемящее чувство.

— Пойдём, пойдём, — сказала мать, вновь поворачивая его лицом к выходу.

В следующее мгновение ворота со стуком захлопнулись, и мать с сыном пошли через Большой двор к Покоям Красоты.

Они молча прошли по каменным плитам, настолько горячим, что босой Тот пританцовывал, миновали высокие расписные колонны (изображения и слова бежали вокруг колонны справа налево, так что красивая женщина, теленок и царский сокол всегда оказывались разрезанными пополам и мальчику никогда не удавалось увидеть изображение целиком, потому что он всегда очень поспешно проходил мимо), высокие двери, где стояли стражники (один жёсткий и надменный, как деревянная статуя, а другой хороший, который всегда хитро подмигивал ему), и по длинному коридору, с прохладным полом, окружённому стенами, окрашенными в солнечный цвет, подошли к покоям его матери.

— Входи и снимай свою сырую шенти, — сказала Исет, закрывая дверь. — Ноги тебе тоже нужно вымыть. Не понимаю, почему ты не можешь играть так, чтобы не изваляться в грязи с головы до ног! А теперь скажи мне, сегодня утром, когда ты проснулся, Ахби говорила над тобой заклинание?

— Нет, матушка.

— Аст! Эта девчонка! Кажется, фараон мог бы найти для меня надёжную, старательную рабыню...

Взгляд Тота упал на полку с игрушками в углу комнаты, откуда ему улыбался крокодил на верёвке: потянешь за верёвку, и он откроет пасть, отпустишь — захлопнет. Мальчик улыбнулся ему в ответ.

— ...Я скажу заклинание перед тем, как ты ляжешь спать. Невозможно быть чересчур осторожным, так мне только сегодня сказал волшебник Сата. Я купила у него для тебя подарок ко дню рождения, скоро ты его получишь. Ты не глядел в огонь сегодня утром?

— Нет, матушка.

— Ах какое счастье! Сегодня — седьмой день Тиби[76]. Если бы ты оказался рядом с огнём, то почувствовал бы злое влияние и стал бы болезненным на всю жизнь[77].

Слабый жалобный голос Исет зудел в ушах. Как всегда, она говорила о волшебниках, талисманах и микстурах, стоя на коленях рядом с Тотом, развязывая влажные и тугие узлы полотняной повязки, которая была его единственной одеждой. Он улавливал не больше половины её речей, не понимая таинственных вопросов, занимавших её ум. Он знал, что мать не ожидает от него ничего, кроме случайного «да» или «нет». Наконец упрямые узлы поддались, и она отбросила шенти в сторону.

— А теперь беги в ванную, и пусть Ахби отмоет твои ноги. Ах, как же я устала, я должна немного отдохнуть.

Тот голышом помчался к ванной, на бегу громко призывая Ахби. Крупная чёрная женщина со сросшимися на переносице бровями и большими руками цвета гвоздичного дерева появилась, как всегда, внезапно и тихо. Не говоря ни слова, она взяла кувшин с водой и вымыла его ноги, в то время как мальчик заново изучал расплывчатое бледное пятно на стене, точь-в-точь напоминавшее шакала с огромными ушами и высоко поднятым хвостом. Он не рассказывал об этом Ахби. Было бесполезно говорить ей что-либо, она никогда не отвечала.

Когда рабыня вытерла ему ноги, мальчик вышел в коридор — на этот раз гораздо медленнее, представляя себе, что волнистые линии, нарисованные на гладко утрамбованном глиняном полу, это действительно вода, а он лягушка, которая без промаха должна перескакивать с одного нарисованного листа лотоса на другой. Последний великолепный скачок он завершил, приземлившись на четыре точки уже в комнате, где его ждала мать. Она вздохнула и оторвала голову от спинки стула.