В Речи Посполитой - Илья Исаевич Левит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот начались атаки повстанцев. «Я могу сказать, что только одни жиды и защищались» — пишет Вероника Кребс. Возможно, это преувеличение. Еврейский хронист сообщает и о других защитниках города. Умань отбивалась, пока не начали истощаться запасы пороха. Никакой помощи к городу не подошло. Млоданович вступил в переговоры с восставшими, обещая от имени графа Потоцкого бесконечные милости. Те согласились на мир, но отказались дать гарантии безопасности евреям. Все же губернатор сдал город (и опять же ничему не научились поляки — вспомните Тульчин, читатель — см. главу XVI). Евреи отступили в район синагоги и там хотели еще защищаться, в основном врукопашную, но гайдамаки не полезли на рожон. С городских стен они навели пушку на синагогу, и очень скоро ничего от нее и от пытавшихся защищаться евреев не осталось. Затем убили Млодановича. «Ты обещал мне жизнь!», — кричал несчастный губернатор Гонте. «Но ведь и ты предал евреев», — последовал ответ, и его убили. Затем произошли события и вовсе страшные. Кто хочет, может не верить. Но на Украине и тогда, и позже в них верили. В Умани была большая униатская школа, там учились 400 детей, и вот ее преподавателей и учеников гайдамаки всех истребили. Туда же ходили и дети Гонты. Их привели к нему. И он их убил. Расправы эти происходили на городской площади. А на крыше одного дома, выходившего на площадь, прятался мальчик — ученик этой самой школы. И все слышал. Ночью ему удалось скрыться. Вот с его слов все это и известно. Еще раз повторяю: современники и ближайшие потомки в это верили. Сомнения начали высказываться украинскими и русскими историками много позже.
Лирическое отступление
Т. Шевченко сравнивал Гайдаматчину с Варфоломеевской ночью и … с Великой Французской революцией! (Я думаю, что первое сравнение вернее). Особо подчеркивал поэт массовость и народность гайдамацкого движения.
В Умани и ее окрестностях погибли тысячи евреев. Гайдамацкие вожди предупредили православных жителей Умани, что плохо придётся тем, кто попытается укрыть жидов. Эти события вошли в нашу историю под названием «Уманская резня». Тут любопытно отметить вот что: ни во время гайдаматчины, ни после нее не появилось какого-то особенного обвинения против евреев, пусть даже ложного и запоздалого, вроде аренды жидами православных храмов. Видимо, в то время избиение евреев уже в объяснениях не нуждалось. Но раз не осталось нам приличной антисемитской сказки, обратимся к гайдамацким «подвигам» — они кое-что проясняют. Один показательный образчик их таков. В Лисянке (местечко около Умани, свирепо вырезанное) гайдамаки повесили рядом ксендза, еврея и собаку, а рядом табличку с объяснением в стихах: «Жид, католик и собака, у них вера одинака»[72]. А ведь на дворе стояла вторая половина XVIII века — времена отнюдь не варварские — расцвет европейского Просвещения. Разница между хмельнитчиной и гайдаматчиной, между прочим, и в том, что они возникли в разные эпохи. В середине XVII века, во времена хмельнитчины, Европа была еще в средневековье. Религиозное рвение восставших тогда никого удивить не могло. Но 120 лет спустя, в эпоху Просвещения, многие европейцы верили в торжество разума. В моде были науки. Во Франции интеллектуалы, объединившись под главенством Дидро, издали знаменитую «Энциклопедию», где все объяснялось с точки зрения самых передовых научных взглядов того времени. Из Петербурга Екатерина Великая с восторгом наблюдала за их работой и оказывала им материальную и моральную поддержку. Она гордилась дружбой с Дидро и Вольтером. Призывы к религиозной терпимости тогда считались хорошим тоном[73]. Как раз в 60-е годы XVIII века, в начале своего царствования, Екатерина II резко смягчила законы против староверов, преследование которых стало в России уже традицией. Эту либеральную меру наметил еще Петр III, но сделать ничего не успел. В жизнь этот указ провела Екатерина, притом в расширенном виде. Эти ее действия были в духе времени и соответствовали образу просвещенной монархини. А не так уж далеко от Парижа и Петербурга, не в джунглях, а в Европе, духовенство кропит ножи святой водой, чтобы не мучила совесть из-за пролитой крови иноверцев. Не разгоняют лучи света тьмы мракобесия! Тогда увидели, кажется, впервые в Новое время, что агрессивное варварство и культура могут сосуществовать в довольно близком соседстве, почти не влияя друг на друга. С тех пор это наблюдалось не раз, и в наши дни соседство это стало еще ближе. Правда, кровожадный фанатизм теперь проявляют приверженцы другой религии.
Вскоре после уманской резни подошли русские войска — в России, из своих соображений, считали нужным продемонстрировать полякам, что русские умеют наводить порядок. Гайдамаки полагали себя русской агентурой, и потому их вожди сами пришли к русскому начальству. Но были арестованы, что было воспринято украинцами, как измена.
Зализняка отправили в Сибирь на каторгу. Там, по не вполне надежным данным, он был освобожден пугачевцами и вступил в их ряды. Если это так, то он сражался бок о бок с бывшими барскими конфедератами. Они тоже к тому времени попали в Сибирь и тоже примкнули к пугачевцам. Это и вообще будет характерно для сосланных поляков. Они всегда будут продолжать борьбу с Россией.
А Гонту, как подданного Речи Посполитой, выдали ей. Ему придумали мучительную казнь, длившуюся 14 дней, — с живого содрали кожу на ремни. Много людей собралось посмотреть на это зрелище (а на дворе стояла вторая половина XVIII века!). Умирал Иван Гонта мужественно.
Отряды гайдамаков после ареста вождей быстро растаяли. Таким образом, продолжительность и размах событий были неизмеримо меньше, чем во времена хмельнитчины[74]. Но ведь и Речь Посполитая была уже не та. С нее хватило и этого удара. Она уже не оправилась, и в конце XVIII века исчезла, разделенная между соседями. Как тогда говорили: «Три черных орла сбились в стаю и заклевали белого». Орлы тут геральдические — с государственных гербов. Белый орел — Польша (Речь Посполитая). «Союз черных орлов» — Россия, Пруссия и Австрия. Эти страны в конце XVIII века несколько раз делили Польшу до полного ее исчезновения. (Тогда за счёт захвата польских земель Бранденбург и Пруссия слились в единый территориальный массив и государство официально стало называться «Прусское королевство».)
И ситуация для поляков становилась еще горше, когда они вспоминали, что некогда над стенами московского кремля реяли польские знамена, что Пруссия была до «потопа» вассалом Польши, а Вену Ян Собеский спас от турок.
Следует особенно отметить, что у «черных орлов» нашлись союзники внутри Речи Посполитой среди высшей польской знати. Большей частью