Московский бродвей - Фридрих Незнанский

Я свернул на темноватый проселок. По днищу застучали камешки. Мощные фары джипа достигали желтого «Москвича», который, подпрыгивая на кочках, несся вперед.

Руль приходилось постоянно вертеть то вправо, то влево. Дорога становилась все хуже и хуже. Я старался ехать осторожно, чтобы не угодить колесом в глубокую колею, проделанную колесами машин проехавших здесь многих поколений водителей.

Проселок петлял как горный ручей. Каменные дома кончились, потянулись кривые изгороди садовых участков. Потом и они кончились. Я выехал на дорогу между двумя полями, кажется картофельными. Если бы не полная луна, вокруг не было бы видно ни зги. Собственно, и самого «Москвича» я не видел, только облако пыли, поднимаемое его шинами.

Я снова начал приближаться. Мощный мотор Лениного джипа мог дать большую фору «Москвичу». По прямой у бандита не оставалось никаких шансов. Но, как назло, началась деревня. Вернее, это был даже какой-то поселок, довольно крупный, правда дома по сторонам дороги тянулись деревянные. Почерневшие, покрытые облупившейся краской.

Единственной возможностью скрыться для бандита оставалось вилять по переулкам. Авось я сверну не в ту сторону и отстану.

Джип подскакивал на ухабах и мало-помалу нагонял «Москвич». Отлично подрессоренные колеса Лениной машины хорошо выдерживали бездорожье, каковым практически являлся сельский проселок. Хорошо, что сейчас не осень, пронеслось в голове. Деликатная американская машина наверняка бы закапризничала. В отличие от «Москвича», которому наши дороги нипочем.

Я уже был от «Москвича» на расстоянии одного квартала, если так можно назвать деревянную избу, как вдруг впереди внезапно выскочил «уазик» с брезентовым верхом. Я, понимая, что затормозить не успею, резко крутанул руль и чуть не оказался в кювете. Джип взвизгнул, повернулся вокруг своей оси, немного накренился, но, к счастью, стал как вкопанный на своих четырех резиновых ногах. Я был на волосок от того, чтобы перевернуться, и тогда… поминай как звали не только киллера, но и адвоката Юрия Гордеева. Невысокий бетонный забор, который окружал участок какого-то зажиточного селянина, не оставил бы мне ни малейшего шанса выжить. Я просто превратился бы в лепешку вместе с джипом.

Из «уазика» тут же выскочил человек в кепке и с «беломориной», приклеенной к нижней губе. Я не стану повторять все то, что он произнес в мой адрес, поскольку забочусь о читателях (среди которых могут быть дети), но это был, скажу я вам, просто фонтан, водопад отборной русской фразеологии. Заниматься лингвистическими упражнениями времени не было, и я, быстро объехав «уазик», снова ударил по газам, оставив шофера, носителя русской матерной лексики, позади.

«Москвич» еще виднелся в тусклом свете уличного фонаря, но тут же скрылся за поворотом…

На приборной доске давно уже мигала лампочка, извещающая о том, что мотору джипа явно не хватает бензина. И скоро он вовсе кончится. И что тогда, Гордеев? Останешься с носом?

Не хотелось думать о таком печальном исходе. Прекратить погоню из-за такой мелочи, как недостаток бензина? Нет, Гордеев, ты должен его поймать. Хоть ты и не сыщик, не следователь. И в принципе адвокат не должен гоняться за преступниками… Но и для адвоката правда важнее всего.

Я очередной раз свернул и неожиданно чуть не наткнулся на желтый «Москвич». Он стоял у обочины, дверь водителя была открыта. Я высунул голову из окна. Нигде ничего. Вокруг стояла мертвая деревенская тишина… Вдруг мне на лоб упала теплая капля. Затем еще одна. Через несколько секунд начался ливень…

Желтые огни ночной Москвы отражались в полированных боках роскошного черного БМВ, длинного и обтекаемого, как торпеда. Шины тихо шелестели по асфальту. Даже сейчас, вечером, когда в холодном свете уличных фонарей все машины кажутся чистыми и умытыми, черный БМВ смотрелся как диковинное животное.

Шофер уверенно вел машину по Тверской улице. Справа и слева мелькали освещенные витрины, хорошо одетая публика прогуливалась по необычно чистым для Москвы тротуарам, огни мерцающих реклам то и дело освещали лица прохожих и делали их попеременно неестественно бледными, красноватыми, желтыми, а то и мертвенно-синего оттенка. Шофер чуть повернул голову и посмотрел на своего пассажира. Рослый, широкоплечий мужчина с круглым холеным лицом мирно посапывал, развалившись на мягком велюровом сиденье. Справа на вешалке покачивался его темный пиджак, узел галстука ослаблен, верхние пуговицы свежей белоснежной сорочки расстегнуты, открывая темные курчавые волоски, начинавшиеся чуть ли не под самой шеей. Рядом с пассажиром лежала дорогая кожаная папка с золотым тиснением в виде государственного двуглавого орла.

Это был Станислав Романович Дейнекин.

На поблескивающих затемненных стеклах появились несколько капель. Машина ехала быстро, поэтому они тут же превратились в длинные тонкие полоски. Капель становилось все больше, полоски росли с одного конца и укорачивались с другого. Полосок становилось все больше и больше, пока все окна не покрылись равномерным слоем дождевой воды. Шофер включил «дворники», которые неслышно заскользили по стеклам.

Вдруг откуда-то донеслась приятная мелодия «Из-за острова на стрежень». Шофер немедленно снял трубку телефона со специального держателя на приборной доске и вполголоса, прикрывая рот ладонью, чтобы не побеспокоить своего пассажира, сказал:

– Алло. Я слушаю.

Чуть помедлив, он снова оглянулся, оценивающе посмотрел на спящего пассажира и сказал в трубку:

– А это срочно? Он спит…

Видимо, из трубки донеслось что-то неприятное, потому что шофер поморщился и чуть оторвал трубку от уха. Потом вздохнул и сказал:

– Хорошо. Я сейчас попробую.

Он вложил трубку мобильника в руку, которой придерживал руль, другую протянул назад и легонько тронул колено пассажира. Тот моментально вздрогнул, открыл глаза и тряхнул головой:

– Что такое?

– Вот, – извиняющимся тоном сказал шофер, – говорят, очень срочно. Я предупреждал, что вы спите, но они говорят, что дело неотложное…

Дейнекин протянул руку, взял трубку мобильника и произнес суровым начальственным баском:

– Я слушаю.

И действительно, почти полминуты он ничего не говорил, а только слушал. При этом лицо его претерпевало странные метаморфозы: поначалу строго сдвинутые мохнатые брови отъехали ближе к вискам и опустились ниже, придавая лицу решительное и упрямое выражение. Губы сжались, превратившись в узкую и тонкую полоску, скулы стали острее, а глаза сверкнули какой-то зловещей искоркой.

– Я же говорил, – пророкотал наконец Дейнекин, – чтобы было наверняка. Чтобы без всякого. Что же ты, подлец, делаешь…

Видимо, неизвестный «подлец» начал оправдываться, потому что на лице пассажира БМВ появилось сначала насмешливое выражение, а потом просто злоба.

– Имей в виду, – толстый и холеный указательный палец Дейнекина вытянулся и рубанул воздух, – если ты мне испортишь обедню…