Две свадьбы по цене одной - Маргарита Южина

– Ксюш, а чего мы на улицу попремся? – капризничал он. – Вы, главное, все здесь, а мы на улицу… Сань, давай прямо в печку эти шашлыки сунем, чего им сделается?

– Вы просто с ума сошли! – подскочила к ним Ульяна. – Их надо непременно на углях! Только на углях!

– Вот и топайте сами на эти угли, – огрызнулся Мишка. – А я и так продрог, пока печь растопилась, прямо все руки трясутся, видали? Эх! Стопочку дернуть, что ли, для общего наркоза!

Пришлось с шашлыками на улицу отправляться Семенову вместе с Ксенией. Правда, Ульяна так и не решилась оставить их одних и самоотверженно поплелась следом.

– Ксюша, – таинственно подошла она к Ксении, пока Семенов занимался прогоревшими углями. – Признайтесь честно, этого махрового алкоголика вы привезли специально мне в пару?

Ксения крякнула и пожала плечами:

– Понимаете… Нам же ехать не на чем было, а у Миши машина. Ну и для вас, конечно… Ульяна! Вы на него сейчас не смотрите, он только позавчера из запоя вышел! А так он человек очень неплохой. Сердечный такой, добрый, безотказный! И не старый еще совсем. Нет, я же все понимаю, я даже не надеюсь, чтобы вы там… полюбили его…

– О боже… – тихо охнула Ульяна.

– Нет-нет! Но ведь… Вы же можете помочь человеку! Избавить его от алкогольной зависимости! И это получится только у вас, потому что вы человек решительный, твердый, целеустремленный! – яростно заговорила Ксения. – И потом, только представьте, вы такой поступок совершите! Вы человека спасете от мучительной болезни! Вы этого Мишку… Вы же его просто счастливым сделаете! Он вам… он вам ноги целовать станет! И… подарите миру еще одного человека!

– Это что же, я еще и родить от него должна?! – выпучила глаза Ульяна. – От этого?

Ксения передохнула и развела руками:

– Вообще-то… можно и родить, если по обоюдоострому желанию, хотя я имела в виду самого Мишку… А так… Пропадет еще один мужик, а у нас их и так-то в России…

Будто подслушав их разговор, из домика высунулся подобревший уже Михаил и гаркнул:

– Э-эй! Шашлычники! Вы там еще не обморозились? Небось уже все мясо съели? На сухую? Я уже налил, подтягивайтесь к столу!

Ульяна пригляделась к крикуну, браво расправила плечи и двинулась спасать вымирающую российскую половину.

– Михаил! Вы знаете, мне посчастливилось недавно потрошить курицу, которую какой-то изувер перед гибелью напоил водкой! И что, вы думаете, я обнаружила?.. Печень! Этот птичий орган был в таком невменяемом состоянии!..

– Саша, чего ты? – обернулась Ксения к Семенову.

Тот сидел на бревнышке, уткнувшись лицом в ладони, и только глухо стонал.

– Саша! Ну чего ты?! Обжегся?! – встревожилась уже Ксения, подлетела к нему, оторвала его руки и увидела, что ничего страшного не произошло, Семенов просто давится от хохота.

– Даркова! – всхлипывал он. – Объясни мне, убогому, на кой хрен ты сбагрила своего соседа-алкаша этой обездоленной женщине? Мстительная ты, Даркова, а ведь она к тебе уже со всей душой!

Ксения надулась. При чем здесь мстительность? Просто у Ульяны теперь появится цель в жизни – спасти человека. А Мишка, между прочим, еще и не совсем пропащий. И Ульяне он не противен, она даже кричать не стала, еще и родить зачем-то собралась… Да разве этот Семенов поймет!

– Ты, Сашенька, лучше бы за мясом смотрел, – буркнула она. – Вон у тебя один кусок совсем с шампура ноги свесил… Конечно, легко тебе смеяться – едешь куда-то в свою Америку… А я тут чем хочешь, тем и занимайся…

– Ну конечно, чем хочешь! – поддел Семенов. – У тебя дел по горло. Павильон вот-вот откроешь… Сама же говорила – Коноплевы тебе какую-то даму со связями подыскали, вот и давай, общайся с ней, налаживай связи, ищи фирмы-поставщики, потом, когда откроешься, другие заботы начнутся.

– Да когда я еще откроюсь, – безнадежно махнула рукой Ксения. – Начальство все чего-то тянет, выжидает… Деньги нужны, а мой благоверный не шевелится!

– Ну я ж тебе говорю, сколько надо?! – вскипел Семенов. – Дам. Бери и действуй! Цветочки там купи какие-нибудь или что там надо-то?!

Ксения тоже завелась:

– Да почему ты-то мне должен что-то давать?! Ты понимаешь, что в этом ателье и мои деньги тоже! Теперь, значит, на мои деньги Анжела будет себе шубы коллекционировать, а мы с Димкой станем залезать в новые долги, так, что ли?! Я же тоже не тунеядкой была! Если бы я не открыла этот цех пошивочный, Ленечка до сих пор бы простым электриком работал, как ты не поймешь-то! А теперь, значит, я ему устроила обеспеченную старость, а сама полезу к тебе в долги!

Семенов уставился на нее и спросил:

– Ты мне скажи, тебе деньги нужны или ты просто хочешь справедливости?

– Конечно, денег хочу! – выкрикнула Ксения и тут же добавила. – Но по справедливости. – Потом потупилась и призналась: – Я уже так часто об этом павильоне думаю… Мне кажется, вот открою его, и больше мне ничего не надо.

– Ага… остальное у тебя все есть, так? Только власти над цветочками не хватает.

– Ну какая власть! – вспыхнула Ксения. – Это же… это же мое дело будет, понимаешь, мое место! Вот Лидочка – она замечательный бухгалтер, как бы ты там зубами ни скрипел, Оксана Коноплева на своем месте, а я… чего уж, совсем, что ли, безнадежная?! Если б ты знал, как это здорово – заниматься любимым делом, да еще и деньги за это получать. Так надоело у сына на шее… Мне этот павильон даже сниться стал…

Семенов расстроенно помотал головой:

– Дожила… Нет бы сказала: «Сашенька! Я сегодня всю ночь по тебе, любимый, тосковала!»

– Так я и тоскую! – вытаращилась Ксения. – А снится мне все равно павильон.

Потом были шашлыки, тосты за прекрасных женщин, шутки и шумные забавы. Около двух ночи на всех снизошло романтическое настроение, выключили свет и зажгли свечи.

Ульяна от своего подопечного ни на шаг не отходила – что-то тихо наговаривала ему, склонив голову, и крепко сжимала своей ладонью его руку. В руке Мишки была зажата стопка, он тоскливо на нее косился, однако даму слушал не шевелясь, будто окаменев.

Лидочка взглядывала на чинную пару и тихонько фыркала в плечо Римы, но тот неодобрительно покачивал головой, и Лидочка умолкала. Становилось понятно – этот Рима еще многому научит смешливую подругу.

Ксения уютно устроилась рядом с Семеновым, перебирала струны на старенькой гитаре и негромко напевала «Белой акации гроздья душистые…». И была готова сидеть так вечно, прислонившись к плечу любимого мужчины, чувствовать, как он задумчиво играет ее волосами, ощущать спиной его дыхание и задыхаться в сладком томлении от его запаха, от теплоты его рук и от его тихого бормотания: «И никуда я не поеду… На кой мне сдалась эта командировка, буду дома сидеть, а эту вот Жанну Агузарову заставлю целыми сутками мне романсы петь… С ума сойти – она еще и поет!»