Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков

Партизаны нуждались прежде всего в медикаментах и перевязочных средствах. И не только для лечения раненых, но и болевших обычными, «гражданскими» болезнями, которые в условиях лесной жизни в холоде, зачастую в отсутствие горячей пищи, а то и вовсе мало-мальски чего-нибудь съедобного, протекали в особенно острой форме. Командир отряда Золотухин вспоминал, что иногда из-за отсутствия дезинфицирующих средств партизанской медсестре Каиитолине Калининой приходилось обрабатывать раны… трофейным немецким бензином.

Клавдия Азарова добывала медикаменты, даже обыкновенную марганцовку, с превеликими ухищрениями. Женщина-врач, которой в административном отношении подчинялась Азарова, выдавала таблетки по счету, на учете был каждый флакончик йода и лоскут от разорванных на полосы старых хлопчатобумажных простыней, которые после кипячения и проглаживания использовались как бинты. А в отряде, в котором уже насчитывалось свыше 200 бойцов, нужны были и ланцеты, и хирургические иглы, и шелковые нити для сшивания ран, и инструменты для удаления больных зубов — о лечении их мечтать уже и не приходилось.

Рискуя вызвать на себя вполне обоснованное подозрение Азарова прекрасно понимала, что среди персонала больницы может быть секретный осведомитель полиции (таковой имелся и на самом деле), — она с помощью других медиков доставала все, что только было возможно, и переправляла в отряд.

Более того, она и ее товарищи исхитрялись под, казалось бы, всевидящим оком администрации лечить в больнице раненых и больных беглых военнопленных, а порой и партизан, подделывая учетные карточки, а затем выписывать их… прямиком в лес.

На Азаровой лежала еще одна обязанность: отец Викторин был слишком на виду и у немцев, и у русской администрации, чтобы поддерживать с партизанами непосредственную связь.

Поэтому свои донесения «Ясный» переправлял по назначению через Клавдию Антоновну либо сестру Олимпиаду. Азарова еще до войны поддерживала приятельские отношения и с Викторином Александровичем, и с его женой. Полина Антоновна к тому же помогала ей обновлять ее достаточно скромный гардероб. Потому тот факт, что сестра-хозяйка больницы время от времени навещает семью Зарецких, сам по себе никакого подозрения вызывать не мог. Тем более естественны, разумеется, были визиты к священнику его родной сестры.

Меж тем положение отца Викторина было вовсе не таким уж прочным, как могло показаться на первый взгляд, и это при том, что у него сложились вполне приличные отношения и с бургомистром Ивановым, и с комендантом майором Бенкендорфом, и особенно с женой последнего Магдой.

Очень осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, он внушал своей пастве — а в церковь теперь ходили не одни лишь старушки, как в довоенные годы, но и молодые, — что власть оккупантов — не от Бога, что не должно мириться с игом захватчиков, что не смирением, а сопротивлением токмо можно одолеть врага и супостата, вторгшегося в святую русскую землю. Его пастырское слово находило дорогу к измученным сердцам и душам, поддерживало в людях дух и надежду.

И грудному младенцу было ясно, что хотел сказать отец Викторин, когда повторял слова Евангелия: «Всякий убивший мечом от меча и погибнет». Поэтому перед каждой проповедью священник внимательно обводил взглядом свой небольшой храм, дабы убедиться, что нет среди прихожан чужого, злого человека, способного донести, а то и самому арестовать его прямо в церковных стенах.

Впрочем, вкладом отца Викторина было не одно только слово. Случилось однажды, что городская управа, с подачи, естественно, полиции, обложила неимоверным налогом семьи лиц, подозреваемых в том, что их главы или сыновья находятся в партизанах. За неуплату грозили суровые репрессии.

А где было людям взять деньги? В голодную зиму не только скромные сбережения, но все хоть сколько-нибудь ценное ушло в обмен на хлеб и картошку.

Пошушукавшись с церковным старостой, которому вполне доверял, отец Викторин дал Клавиши Антоновне десять тысяч рублей[21]церковных денег, а та — не сама, тоже через верных людей — передала их в партизанские семьи.

И дома Викторину Александровичу приходилось быть начеку. К нему повадились приходить без приглашения в гости двое от которых он бы предпочел держаться подальше, старший следователь полиции Дмитрии Иванов и некто Столпин.

Иванова, Зарецкий, стараясь это всячески скрывать, и презирал, и ненавидел. Меж своими, с женой Полиной, сестрой Олимпиадой и дочкой Ниной, называл его в разговорах не иначе как Митька-Козолуп. Шел до воины такой фильм про Гражданскую войну на Украине — «Дума про казака Голоту». В том фильме был персонаж, бандитский атаман Козолуп…

Иванов тоже почему-то невзлюбил с первого дня знакомства и Викторина Александровича, и сестру Олимпиаду. Более того, он явно подозревал в чем-то священника и не скрывал этого. Допытывался не раз, как так получилось, что большевики репрессировали столько лиц духовного звания, а вот его, Викторина, не тронули. Зарецкий многократно и терпеливо объяснял, что, во-первых, нe всех же репрессировали, а, во-вторых, он ведь оставлял налолгосвященничество, многие годы работал обыкновенным бухгалтером в управлении лесным хозяйством.

Очень скоро Викторину Александровичу и Полине Антоновне стало ясно, что Митька-Козолуп зачастил в их дом из-за дочери, семнадцатилетней Нины, закончившей в предвоенный год семилетку. Не имея возможности указать старшему следователю на порог, Зарецкие постарались все же оградить девушку от его назойливых ухаживаний, отсылали ее под благовидным предлогом то к соседям, то еще куда-нибудь.

Ходил к Зарецким еще один, самый загадочный человек в Людинове, некто Столпин, имени-отчества его никто в городе по сей день не помнит, да и фамилию он носил, скорее всего, вымышленную. До сих пор неизвестно, откуда он объявился в Людинове и куда подевался перед приходом Красной Армии. Поговаривали, что якобы родом Столпин из крымских немцев-колонистов. Какую точно должность он занимал при управе, а может, и не при управе, а у немецкого коменданта, никто толком не знал. Полицейские называли его «господин инспектор». Во всяком случае от Столпина зависела карьера каждого из них, вплоть до начальника полиции. Он мог снять с должности или повысить крго угодно. На допросах задержанных Столпин никогда не присутствовал, в КПЗ не появлялся, в карательных экспедициях не участвовал.

На взгляд Зарецкого, за Столпиным наблюдались и другие странности. Так, он распорядился, чтобы Викторин Александрович повесил в церкви принесенный им портрет наследника-цесаревича Алексея, убиенного вместе со всей императорской семьей в Екатеринбурге в 1918 году. Столпин приводил в церковь вновь принятых на службу полицейских, выстраивал перед портретом и принимал от них присягу на верность.

Выяснив, что Нина Зарецкая хорошо владеет немецким языком, Столпин почему-то загорелся намерением взять ее на службу в управу или полицию переводчицей. Их действительно не хватало. Зарецкому очень не хотелось отпускать семнадцатилетнюю дочь на эту работу, которая, по его справедливым представлениям, была для неокрепшей нервной системы, в сущности, подростка даже и опасной. Отец хорошо понимал, чего может Нина наглядеться в той же полиции.