Man and Boy, или Мужчина и мальчик - Тони Парсонс

Это было совершенно справедливо. Я не мог оплатить даже свои собственные.

* * *

В первый учебный день Пэта отец вместе со мной поехал встречать его из школы.

— Сюрприз, — сказал он, припарковывая свою «тойоту» прямо за школьными воротами. Правда, он забыл уточнить, для кого сюрприз — для Пэта или для меня.

Когда в половине четвертого дети с шумом вылетели из школьных ворот, я понял, что никогда не потеряю его в толпе. Даже среди сотен ребятишек, одетых более или менее одинаково, собственного ребенка все равно можно узнать за целую милю.

Он был вместе с Пегги, маленькой девочкой, которая захотела его опекать. Она поглядела на меня на удивление знакомыми глазами.

— Тебе понравилось? — спросил я его, боясь, что он начнет угрожать, будто перестанет дышать, если его еще раз заставят пойти в школу.

— Знаешь что? — сказал Пэт. — У всех учительниц одно и то же имя. Их всех зовут Мисс.

Отец поднял его и поцеловал. И я подумал: интересно, скоро ли сын начнет отворачиваться от наших поцелуев? Потом он сам поцеловал дедушку — одним из тех крепких, горячих поцелуев, которым научился у Джины, и я понял, что еще нескоро.

— У дедушки в багажнике лежит твой велосипед, — сказал отец. — Мы можем заехать в парк.

— А можно Пегги с нами? — спросил Пэт.

Я посмотрел на девочку с серьезными глазами.

— Конечно, можно, — сказал я. — Но сначала надо спросить у мамы или папы Пегги.

— Мама на работе, — сказала Пегги. — Папа тоже.

— Тогда кто же тебя встречает?

— Бианка, — сказала она. — Моя няня. Хотя я уже не маленькая, чтобы со мной нянчиться.

Пегги огляделась по сторонам. Она всматривалась в стадо взрослых, приехавших за детьми, до тех пор, пока не разглядела то лицо, которое искала. Девушка лет восемнадцати проталкивалась сквозь толпу, посасывая сигарету и выискивая свою подопечную.

— Вон Бианка, — показала Пегги.

— Давай, Пегги! — Девушка протянула ей руку. — Пошли.

Пэт и Пегги, уставились друг на друга.

— Мы собираемся в парк на часок, — объяснил я Бианке. — Пегги может пойти с нами. И вы, конечно, тоже.

Няня помотала головой:

— Нам нужно идти.

— Тогда увидимся завтра, — сказала Пегги Пэту.

— Да, — ответил он.

Пегги улыбалась ему, пока Бианка вытаскивала ее из редеющей толпы.

— Я ее увижу завтра, — сказал Пэт. — В нашей школе.

Его руки были перепачканы, лицо измазано краской, а возле рта прилип кусок вареного яйца. Но настроение было отличное. И в этот момент я понял: в школе все будет нормально.

* * *

Вот еще одно отличие между мной и моим отцом. После того, как Пэт упал в пустой бассейн, я не мог больше видеть его велосипед. Но папа в один из бесконечных часов ожидания в больнице съездил в парк и забрал «Колокольчик».

Велосипед лежал на боку там же, где мы его оставили, — в глубоком конце бассейна, целый и невредимый, только руль немножко погнулся. Я бы с радостью выбросил его в ближайший мусорный контейнер, но отец хотел, чтобы Пэт снова на нем катался. Я не стал с ним спорить: пускай Пэт сам решит.

И вот теперь, когда отец достал «Колокольчик» из багажника своей машины, мой сын очень обрадовался.

— Я выправил руль, — сказал отец. — Его нужно слегка подкрасить, и все. Это и минуты не займет. Я могу сам это сделать, если хотите.

Отец знал, что я не брал в руки кисть с того времени, когда учился в нулевом классе.

— Я сам могу, — угрюмо ответил я. — Надевай куртку, Пэт.

Стоял сентябрь, и в воздухе чувствовался осенний холодок. Я помог Пэту надеть куртку, натянул ему на голову капюшон и увидел, что он с улыбкой глядит на свой велосипед.

— И вот еще что, — добавил отец, доставая из кармана куртки гаечный ключ. — Я думаю, что такому большому мальчику, как Пэт, пора самому снять с велосипеда стабилизаторы.

Вот каков был мой старик в семьдесят лет — крепкий, добрый, уверенный в себе, он улыбался внуку с бесконечной нежностью. И все же я почувствовал раздражение из-за того, что он умеет все делать своими руками, из-за его мужской состоятельности, его абсолютной уверенности, что он может прогнуть мир под себя. Он буквально все мог сделать своими руками. А меня тошнило от одного вида этого велосипеда.

— О Господи, папа, — сказал я. — Он только что свалился с этой чертовой штуковины, а ты уже хочешь, чтобы он снова выписывал на ней кренделя.

— Ты всегда преувеличиваешь. Ну совсем как твоя мама. Я вовсе не хочу, чтобы парень выписывал кренделя, как ты это называешь. Я просто мечтаю увидеть, как он катается без стабилизаторов. Поверь, ему это пойдет на пользу.

Отец присел на корточки и начал отвинчивать от «Колокольчика» маленькие колесики. Глядя на то, как он работает гаечным ключом, я понял, что всю свою жизнь только наблюдаю, как он что-нибудь чинит — сначала у себя дома, потом у меня. Когда начинал мигать свет или протекал потолок, нам с Джиной не нужно было искать мастера и бросаться к справочнику. Мы просто звонили папе.

Взорвавшийся бойлер, протекшие кровельные желоба, дырка в крыше — любая задача была посильна для его ящика с инструментами, всегда содержавшимися в идеальном порядке. Ему нравилось, как Джина хвалила его и даже перехваливала, когда работа была сделана. Отец, как говорила моя мать, имел «золотые руки». Я же был его полной противоположностью. Про таких говорят, что руки у них «растут из задницы».

Однако как только отец закончил отвинчивать колесики-стабилизаторы от велосипеда, лицо Пэта побледнело от страха. Я уже готов был броситься на защиту сына, но сдержался. Потому что если бы я не сдержался, то все несостоявшиеся ссоры за тридцать лет выплеснулись бы наружу: столкнулись бы моя лень и отцовское умение делать все, моя робость и мужская энергия отца, мое стремление к тихой жизни и его безудержная решимость добиться в этой жизни всего, что он задумал.

Я не мог позволить ссоры у Пэта на глазах. Только не в этот день. И никогда. Поэтому я молча смотрел, как отец помогает моему сыну забираться на велосипед.

— Ты только попробуешь, — спокойно говорил тот. — Если тебе не понравится, мы остановимся. Мы сразу же остановимся. Хорошо, малыш?

— Хорошо, деда.

Отец одной рукой ухватился за руль велосипеда, а другой — за седло. Пэт изо всех сил уцепился в руль, словно пытаясь спасти собственную жизнь, его школьные ботинки, уже основательно поцарапанные, неохотно нажимали на педали, а колеса «Колокольчика» крутились и крутились. Я мрачно замыкал шествие, и мы неуверенными зигзагами передвигались мимо качелей, горок и пустого газона.

— Держишь? — крикнул Пэт.