Популярная музыка из Виттулы - Микаэль Ниеми

Ниила собрался что-то сказать, но я вовремя пихнул его, и он промолчал. Эркки заявил, что барабанов не видал даже на картинке. Я успокоил его, сказав, что управляться барабанной палочкой не сложнее, чем писюном. Эркки затрясся от смеха так, что моча полетела в разные стороны, и согласился.

.

В следующий понедельник на большой перемене состоялось рождение нашей рок-группы. Впрочем, эта дата врезалась в мою память и по ряду других причин. Чемпионат уж два дня как закончен, а Эркки все еще ходил с бодуна. Но это еще что по сравнению с его братцем Рябой, который между приступами рвоты раз за разом клялся, что завяжет, и завязал между прочим… на пару недель. Лыжник из Каунисваары, спасаясь от похмелья, ударился в изнурительные тренировки: бегал по гигантским болотам в отцовых охотничьих сапогах, набив в голенища камней для тяжести, колол дрова попеременно правой и левой рукой, скрутил с велосипеда сидуху (чтоб не отдыхать лишний раз) и ездил на нем в паяльскую школу, дыша через раз для укрепления легких.

Эркки, когда узнал, что дело ему придется иметь аж с двумя палочками, решил пойти на попятную. Он-то думал, что их будет как минимум вдвое меньше. Но, поддавшись на уговоры, нехотя плюхнулся за школьную установку, ухватился за палочки, точно это были два топора, и со всей дури принялся околачивать литавры. По залу пронесся торнадо, с грохотом полетели штативы, цимбалы и остальная дребедень. Эркки замер. Тупо уставился в никуда. Потом вдруг уверенно заявил, что голова у него немного прошла. Любопытства ради он расставил поваленные инструменты по местам и повторил попытку, которая, впрочем, закончилась с тем же плачевным результатом. Другое дело, голова - она уже почти не болела. Ну, ты подумай! Так, если подубасить еще капелюху, глядишь, и трясти перестанет, и пот пройдет.

Я взял бас-гитару и попытался внести хоть какую-то стройность в его кавардак, а Ниила и Хольгери - заполнить паузы гитарными вставками. О том, чтобы взять тональность, вообще не было речи - не тот уровень. Эркки, казалось, совсем забыл о нашем существовании: глаза сбились в кучу, язык набекрень, щеки надуты. Уже тогда его лицо имело выражение, типичное для большинства барабанщиков - во время игры они смахивают на дебилов, хотя в остальное время выглядят нормальными людьми.

Гитарное соло Хольгери было в самом разгаре, когда Эркки неожиданно бросил играть и стал расстегивать ремень. Мы сбились и смолкли. Эркки сказал, что рок-музыка - самая клевая штука из тех, что он пробовал, включая бражничество и самобичевание. Правда, он наслышан о радостях секса, но сравнить не может, поскольку не пробовал, но есть у него сильное подозрение, что блядки - тоже туфта: больно уж их рекламируют.

Я попросил его сыграть еще раз, только теперь - с заданной частотой. Эркки подумал-подумал, но потом все-таки сел. Вышло еще хуже, будто черти в аду плясали. От барабанов градом летели щепки, кожа покрылась вмятинами, винты на штативах отошли, и те развалились на части. Я переглянулся с Ниилой. Тот покачал головой. Такого бардака и какофонии даже мы не смогли бы устроить. Хольгери, тот и подавно отключил гитару и складывал ее в футляр. Ниила последовал за ним. Я же гадал, как бы так повежливей отказать Эркки, чтоб не обиделся. Сказать, что дополнительный приз дается только на один день? Да, пожалуй. А то не поймет.

Но Эркки и сам все понял раньше нас. Встал и, прежде чем я успел что-то сказать, вышел в коридор, ради приличия крикнув "до скорого".

В следующий миг из коридора донесся ехидный смех. Приглушенный и ликующий. В дверной проем я увидел, как Уффе и его дружок Юко зажали Эркки. Еще несколько прихлебателей стояли поблизости. Двое из них опрокинули Хольгери и схватили его за шкирку.

– Ну чё, козлятушки! - злорадно шипели они.

И такой страх меня взял. Живот втянулся, сосуды сжались от недоброго предчувствия. По мне, хуже всего, когда не знаешь, чего ожидать. Не знаешь, как тебя будут пытать в этот раз. Сколько наставят синяков? Сильно ли будут бить? Когда придет Грегер?

Крик. Душераздирающий вопль. Господи, да что они там делают с Эркки? Только бы не ножом!

В эту секунду я был готов умереть. Но вдруг заметил, как наши противники медленно сползают на пол. Юко жалостливо заморгал - из развороченной с мясом брови хлестала кровища. Уффе плавал в ней, судорожно сгребая в кучу осколки своих передних зубов.

Прихлебатели отшатнулись, побелев от ужаса. Эркки, прихрамывая, вернулся в класс, с нижней губы и подбородка сочилась кровь.

– Больше они нас не тронут, - невозмутимо сказал он.

.

.

О благоприятном воздействии пара на красноречие и о знаниях, жизненно необходимых каждому юноше

.

Каждый субботний вечер в нашей семье топили баню - обычай этот наверняка дошел до нас с языческих времен. В последние годы, с тех пор как у сеструхи отросли титьки, она парилась сама, после нее заходили я, мама и батя. Напускали жару и парились, исходя потом и солью, мылись с мылом, скребли спины, сдирали лоскутья старой кожи, становясь красными, точно освежеванные зайцы. Единственное, чего нельзя делать в бане - это бздеть. Эту заповедь так же свято блюдут испокон веков, и забывать о ней не стоит, а то ведь могут и вон попросить.

Напоследок мы поддали еще, чтоб даже обмылки растворились от жара, и когда, наконец, окатились ключевой водой, тело засияло столь безупречной чистотой, что и вообразить себе невозможно.

Да, только этим вечером все вышло иначе. Позднее я понял, что отец спланировал все загодя: что-то витало в воздухе. Напряжение. Мы уселись в предбаннике, где в углу стояла стиральная машина. Мать поспешно удалилась, видно было, нам мешать не хотела. В камине уютно потрескивали еловые поленья. Одно, особо норовистое, брызгало на пол угольками, и отец тушил их мокрой ступней. Зажарив по сосиске, мы с аппетитом уплетали их - страшно хотелось соленого, уж больно много соли вышло с потом. Расправившись с пивом, батя начал пить "отвертку" - водку с лимонадом. За все это время он не проронил ни слова.

Обычно в таких случаях я оставлял его одного. Я знал, что отец любит уединение - он мог сидеть часами, смотреть на огонь, и сумрачные мысли ворочались в его чухонском мозгу. Но в этот раз я что-то почувствовал. Это была та интуитивная связь, что возникает между отцом и сыном, если они все время молчат. Они становятся будто два самца - принюхиваются друг к другу, чуют чужое дыхание. Ты сжимаешься в комок, потом расслабляешься; сквозь шкуру и кровь до твоего слуха доносится слабое ворчание желудка. Ты становишься плотью. Срываешь одежду. Выкидываешь из башки ворох будничных мыслей.

Отец крякнул, помолчал чуток. Снова крякнул, будто разминая язык. Сделал глоток. Я подкинул в огонь новое полено. Посмотрел на стакан - с запотевшего стекла катились холодные бусинки.

– Ты уже взрослый… - заговорил он, наконец, по-фински.

Я не ответил. Подумал, что щетины у меня пока нет, правда, в последнее время характер испортился да ноги вытянулись - это были первые приметы возмужания.