Роковые девчонки из открытого космоса - Линда Джейвин

— Я хотел посмотреть, куда она зайдет, — пожал плечами Джейк. — Теперь жалко уже выбрасывать. Когда у нее все так хорошо получается.

— Жалко, — с отвращением сказала Сатурна, поддергивая черные резиновые перчатки для мытья посуды, сдернула булку с холодильника и швырнула в мусорное ведро. — Я бы так не сказала.

Инцидент с Радужной Булкой случился целую жизнь назад, а когда тебе двадцать три, как Джейку, это означает два–три месяца. Но сегодня Джейк с трудом пытался разобраться в прошедших выходных. Войдя в кухню, он обнаружил близнецов за столом — они обвисали на краях, утопив головы в мисках с хлопьями.

С приближением Джейка Торкиль приподнялся. С лица его текло молоко с корнфлексом, приставшим ко лбу и кончику абсурдно царственного носа.

— Ойоюшки, — выдал трель он и снова уронил голову в миску.

Это был сигнал Тристраму. Тот воздел свои лактирующие черты, разбрасывая промокшие хлопья. Проревев:

— ОЙОЮШКИ ХОХОНЮШКИ, — Тристрам снова нырнул в глубины первобытного завтрака.

С такими друзьями, подумал Джейк, кому нужны чужие?

Чужие. Кто бы мог подумать, а? О Бэби Бэби. Где она сейчас? Что она делает? Она ведь не с кем–то, правда? Эти антенны. От мягкого влажного касания языка к ноге Джейк подпрыгнул. И строго посмотрел вниз. Тьфу! Всего лишь Игги — пришел в знак приветствия понюхать хозяйские пальцы.

Игги в ответ тоже на него посмотрел. Да, это действительно его хозяин. Но пальцы на Джейковых ногах несколько видоизменились с последнего раза, когда он их изучал. Стали мягче, не такие заскорузлые. Неужели Джейк сделал педикюр? Игги был в шоке.

Зазвонил телефон. Никто не поддался. Телефон прозвонил снова.

— Я разделяю с Игги важное дружественное переживание, — проинформировал Джейк близнецов. — Не мог бы кто–нибудь из вас ответить?

— Мы разделяем важное дружественное переживание с компанией «Келлогг», — пробулькал в молокопродукт Тристрам. — Интенсивное, как не знаю.

— Ага, — произнес сквозь пузырьки Торкиль. — Все равно тебе звонят.

Джейк вздохнул:

— Пойдем, Иг. Нам предстоит снять трубку, птушта в этом доме нет никого в здравом уме, кому было бы можно доверять.

Звонил Тим, ведущий певец «Умбилики», еще одной ньютаунской группы. «Умбилика» была командой тяжелометаллической, специализировалась на громких звуках электрогитары, мачо–позах на сцене и плохих прическах, которые хорошо тряслись. Они слыхали новость про «Металлику», но ждали, как поступят в смысле волос другие ключевые металлические группы, — а уж потом важные решения будут принимать они.

— Тимбо, — сказал Джейк. — Как висит, старина?

— На самом деле — не очень. У меня большие неприятности. Думал удивить подружку на день рождения, который у нее завтра, и взять ее на «Крученый Ублюд» в Сиднейском развлекательном центре.

— Мне казалось, она ненавидит тяжелый металл.

— Ох, старик, ты не так уж неправ. Но раз тут такой особый случай и все такое, а Эбола Ван Аксель — типа, тотальный металлический бог, понимаешь, я подумал, что ее это, по крайней мере, возбудит.

— И я так понимаю, она нисколько не возбудилась.

— Ага. В смысле — нет. То есть, она вообще–то довольно–таки рассвирепела и давай со́сками плеваться. Сказала, что сто лет назад мне говорила, чего ей хочется на день рожденья.

— И чего?

— Ебсти меня, если я помню. Или, точнее, ебсти меня, если не помню. И теперь у меня сутки на то, чтобы попробовать сообразить, иначе я в говне по шею.

— Что ж, Тимбо, ничего себе сказочка. Хочешь присобачить ей какую–нибудь мораль?

— Черт. Чуть не забыл. Ага, стало быть, у меня есть два билета на «Крученый Ублюд». Очень дешево. Бесплатно. Жалко, если пропадут.

Джейк наморщил нос:

— Послушай, старина, я не хочу грубить или как–то, но понимаешь, Эбола Ван Аксель — не совсем моё. Этот человек — позор для нас, рок–звезд нового стиля, любящих и щедрых душой. Вот близнецам может быть интересно. Я у них спрошу. Повиси одну сек.

Джейк снова вбрел в кухню. Теперь близнецы на самом деле ели завтрак.

— У тебя корнфлекс на ухе, Торк. Вас не заинтересуют два билета на «Крученый Ублюд», завтра вечером?

Торкиль вскочил из–за стола, схватился за промежность, идеально портретируя Эболу Ван Акселя, и завизжал:

— Я отъебу тебя на стуле, отъебу и на столе, отъебу тебя повсюду, отъебу тебя везде.

— Патамушта я тебя люблю, бэй–би, и не смогу любить тебя еще. Йее, у меня огромный хуй, бэй–би, о бэй–би — ващщё! — Тристрам тоже вскочил — он отклячивал таз и размахивал над головой воображаемой гитарой. Потом не выдержал и захохотал. — Ох, мужик, этот парень легендарен. Нелепый, как не знаю. Что нам надеть?

— Так я, значит, скажу Тиму, что билеты вам нужны?

— А медведь — католик? А Папа Римский срет в лесу? — ответил Торкиль.

§

— Может мне кто–нибудь сказать, что тут, к ебеням, происходит?

Мистер Кручер, менеджер музыкального магазина «Самый Первый Поцелуй», неистовствовал. Понедельник, середина дня. Юный торговый персонал украдкой переглядывался, шоркал ногами, после чего пялился. На самом деле, они были абсолютно невиновны. Но все равно угрызались. Как обычно и бывает.

Ну, может, не вполне невинны. Все они на протяжении своих карьер тырили компакт–другой. Но сумма всех компактов, которые они умыкнули со склада, прибавленная к спизженным всеми подростками, что когда–либо тут работали, и близко не доходила до того количества, которого недосчитывались сейчас. Явно походило на работу изнутри. Запечатанные ящики, в которых хранились компакт–диски, остались невскрытыми и никак не потревоженными.

Прошли мучительные десять минут. Никто не сказал ни слова.

— Мистер Кручер?

— Да, Зак?

— Э–м, а может, это сделали чужие?

— Зак.

— Ну, в смысле, я же читал в комиксах? Как у чужих есть такая машинка? «Цапоматик»? В самом деле четкая, и…

— Зак. — Мистер Кручер закрыл глаза, опустил голову и сжал лицо в ладонях, будто молился Аллаху об освобождении от подростков, от своей работы, от всего. — Заткнись.

По всему городу подобные сцены разворачивались в магазинах с такими названиями, как «Ударный склад» и «Гитарный город». Девчонкам выпал очень напряженный день.

§

Дверь в отсек сексуальных экспериментов открылась. Наружу вывалилась Пупсик и вступила в «Салон Вуду», где развалилась Бэби. Жилистое маленькое тело Пупсика было обтянуто черным латексом. На ней был резиновый кошачий костюм с полукапюшоном, который она недавно похитила из «Дома Фетишей». В капюшоне она прорезала четыре отверстия — два для рожек из волос и два для антенн.