Заградотряд. "Велика Россия – а отступать некуда!" - Сергей Михеенков

Зато где-то в полдень, когда артиллеристы только-только закончили разведку местности и собрались уезжать, со стороны Серпухова появился тихоходный Р-5. Биплан вначале пролетел стороной, потом сделал разворот над полем, совсем немного не дотянув до второй траншеи, где Мотовилов оставил боевое охранение с двумя пулеметами, и вернулся к деревне. Над деревней пилот, видать, намеренно выключил мотор, высунулся из кабины и крикнул:

– Эй, пехота! Какая деревня? Екатериновка? Или Малеево?

– Ты что, слепой?! Екатериновка! – ответили снизу.

– Спасибо пехоте! – снова заговорили человеческим голосом облака.

– Пошел ты к черту! – ответили снизу.

Мотор после этого непродолжительного диалога снова резко дернул и поволок биплан над лесом. Но немного погодя он вернулся, и снова мотор его на какое-то время заглох.

– Кто в Малееве? – крикнул летчик, свесившись из открытой кабины и поблескивая квадратами очков.

– Немцы! Немцы в Малееве! – закричали снизу. – Слетай, сам посмотри!

Биплан развернулся над полем и ушел в сторону Серпухова. Бойцы поправляли окопы, маскировали курганы над землянками, курили, ворчали:

– Сталинские соколы…

– На разведку прилетал.

– Разведчик. Он бы еще у местных баб спросил…

– Хоть бы бомбу-другую на Малеево кинул, и то – поддержка.

– Ладно, – шутили другие, – хоть поговорил.

Но зря в окопах бранили сталинских соколов. Не прошло и часа, в Екатериновку примчалась полуторка. Из кабины выскочил капитан и приказал Мотовилову срочно отвести к деревне все свои подразделения, а также выделить для охраны пусковых установок гвардейских минометов взвод с лейтенантом и тремя пулеметами.

– У нас, товарищ капитан, во всей роте три исправных пулемета, – ответил Мотовилов и уточнил: – А чей это приказ? Моя рота имеет приказ удерживать большак до подхода основных сил дивизии. Функции охраны, надо полагать…

– Это приказ командующего армией генерала Захаркина, – тут же напряженно отчеканил капитан.

С одной стороны, думал Мотовилов, охранять батарею «катюш» – не их, Третьей роты, дело. С другой: «катюши» сейчас хорошенько ударят по Малееву, и им здесь, в окопах, станет чуточку полегче. Немцам опять собьют рога. А там, глядишь, и полки подойдут. Опять же и истребительно-противотанковый полк успеет встать на огневые. Да и приказ генерала Захаркина, которого Мотовилов знал лично еще с тридцать восьмого года, не выполнить было нельзя. Иначе до конца войны ходить Мотовилову в старших лейтенантах. Так что со всех сторон выходило, что взвод в распоряжение капитана нужно было выделять. Но если гвардейцы не успеют, промешкают с развертыванием или лупанут мимо, как это не раз было, ему со своим контингентом умственного труда здесь не удержаться. Или придется в лес бежать, как старшине Звягину, или…

– Багирбеков! – окликнул он командира первого взвода. – Строй свой взвод возле конюшни! Пулеметы и все взводное хозяйство – с собой. В распоряжение капитана Бродникова. После выполнения задания – бегом назад.

Лейтенант Багирбеков браво козырнул и побежал по траншее:

– Первый взво-од!..

С такими лейтенантами – и отступать… Мотовилов проводил взглядом стройную, туго затянутую ремнями фигуру взводного, отметив, что окопная жизнь, как это часто случается, не наложила ни на внешний вид, ни на настроение его взводных командиров того дурного отпечатка, который свидетельствует о том, что войско, как винтовку, лишенную заботы, тронула ржавчина разложения, страха и душевной апатии. Мотовилов знал, что бойцов в первую очередь необходимо хорошо кормить. Сытого солдата поставить по стойке смирно легче. Запас продовольствия, привезенный, а точнее, принесенный на своих плечах из-за Оки, подходил к концу. Хаустову, который ушел сопровождать артиллеристов, он приказал: если те не заберут раненого коня, привести его сюда, в Екатериновку. Если рана серьезная и коня вылечить нельзя, пустить его на мясо. Ничего, можно какое-то время постоловаться и кониной. День поворчат, а там привыкнут. Жаль, не зашли в Малеево. Наверняка под полом в каждой хате картошка и другие овощи. Сдержал он своих фуражиров от самовольного захвата, по сути, брошенного продовольствия, а теперь оно в руках противника. Жарят небось сейчас картошку на просторных сковородках, варят в ведерных чугунах. Мысль Мотовилова побежала дальше, и он стал думать о том, что Третьей роте делать после того, как гвардейцы, отстрелявшись, уедут. Никакого пополнения и усиления капитан Бродников ему не обещал, но сказал, что генерал Захаркин надеется, что сразу после огневого налета рота займет Малеево. Хотя никакого письменного приказа на атаку не передал. Вот и решай сам, как поступить. А как поступить, решил вдруг он, надо старшину Ткаченко послать в колхоз, чтобы он подразжился хотя бы картошками. Пускай съездит в ту деревню, которую они давеча проходили. Без жратвы воевать нельзя…

Думал он и другое. Конечно, сидеть за несколько километров от Малеева, за полем и лесом, и дожидаться, когда немцы придут в себя и перегруппируются для марша, глупо. Надо атаковать их сразу после артподготовки. Но это в том случае, если гвардейцы отстреляются более или менее точно. Если уничтожат их бронетехнику и накроют основную часть живой силы. Ведь там, в Малееве, их не меньше батальона.

– Овсей Исаевич, – сказал он, подводя некий итог своим нелегким думам, – посоветоваться с вами хочу. Вот сейчас гвардейцы-минометчики по Малееву ударят. Приказа на атаку у нас нет. Нет и резерва, который бы мог выполнить эту задачу, выйдя к Малееву через наши порядки. Так что атаковать придется нам. Что скажете, младший политрук?

– Надо действовать так, как предписывает устав, – ответил Бурман, и Мотовилов понял, что младший политрук ему не советчик.

И он пошел во второй взвод к старшине Звягину.

– За нами ж никого. Кроме противотанкистов. – Звягин с тоской посмотрел в поле. – Так же, Степан Фомич? Ты ж сам видишь.

Ох, не любил Мотовилов этого его взгляда, в котором не понять, чего было больше, неверия в свои силы или недоверия к приказу, который пусть еще и не отдан, но суть которого уже понятна. Старшина Звягин всегда все склонен был видеть в черном свете. А потому его советам, конечно, в определенных обстоятельствах, не было цены. Звягина Мотовилов знал еще по полку. Старый служака. Прошел Халхин-Гол и зимнюю войну сорокового года, имел орден, правда, какой именно, никто не знал, даже Мотовилов. Орден старшина Звягин никогда не носил, что давало повод для злых языков, что никакого ордена у взводного в помине нет и никогда не было.

– Ударить бы их было делом гожим, – рассуждал старшина. – Только силенок у нас – три куренка да два цыпленка.

– Ну да, – поддакнул ему Мотовилов, – пулеметы свои покидал. Теперь и ты, старый вояка, – куренок.

– Особенно если гвардейцы наши хваленые по площади своего «луку мудищева»[17]раскидают, а по цели не попадут.