Ворованные звезды - Анна Мистунина

— Могли быть и другие, — не сдавался Лес-Джи. — Мы могли упустить еще что-то. Ясно, что заговор готовился не один день!

— Но планеты! — возразил Эски. — Три в секторе Рэнри и его родина!

— И одна в моем секторе, — напомнил Оник. — Рэну просто не повезло. Это совпадение!

— Не слишком ли много совпадений?

Высшие молчали, словно их могло в действительности интересовать мнение контролеров. Наконец один из них шевельнулся, и сразу воцарилась тишина. Голос Высшего гулко прозвучал в этой тишине — в стенах как будто откликнулось эхо.

— «Звездный Мост» считает Рэнри Орлита виновным в предательстве, — произнес он. — Прежде чем мы обсудим дальнейшие действия, Рэнри Орлит лишается своего поста. Новым Главой четвертого сектора назначается Атонит Слирос, контролер высшего ранга, подчиненный Эски Тима.

Эски сощурился с явным удовольствием.

— Рэнри Орлит, — продолжил Высший, — будет подвергнут процедуре просмотра памяти. Это даст ему возможность оправдаться, если он невиновен. В противном случае это раскроет нам детали заговора.

Повинуясь жесту Высшего, двое Глав вывели Рэна из комнаты. Эски отправился за своим протеже — тот, похоже, дожидался поблизости.

— Если не виноват — останешься в штате, — негромко сказал Палон.

Рэн кивнул. Палон коснулся его плеча, указывая направление.

— Просмотр памяти вынести можно, — продолжал он. — Хуже всего, что ты вспомнишь все… Некоторые не выдерживают.

Рэн снова кивнул. Второй конвоир молчал, не одобряя беседы с арестованным.

— Спасибо, Палон, — сказал Рэн.

— Удачи, — ответил Палон, открывая дверь.

За дверью клубилось, вспыхивая синим и красным, черное облако. Рэн шагнул и погрузился во тьму.

Над ним склонилось лицо. Он еще не знал, конечно, что это лицо. Не осознавал себя, не понимал, почему его так тянет к этому, теплому и безопасному. Уверенные прикосновения построили надежную границу между ним и страшным вокруг. Ему было хорошо, но он не понимал этого. Потом теплое исчезло, и осталось только страшное вокруг. Он широко раскрыл рот — мгновение назад он и не знал, что может это сделать — и закричал изо всех сил. Замолк, напуганный звуком. Стало тихо, только внутри раздавалось мерное: тук-тук-тук… Он снова, уже уверенно, закричал. И оно вернулось — теплое, безопасное. Новый звук, не тот, что издавал он, другой, странно знакомый, заворожил его. Губ, хоть он и не знал, что это губы, коснулось что-то мягкое. Когда он раскрыл рот, оно стало твердым, оттуда капнуло что-то восхитительное. Он сглотнул теплую каплю. Инстинктивно потянулся за следующей, но ее не было, и тогда он, не понимая, что делает, надавил — и начал сосать.

— Ты уже совсем большой.

Тот, кто сказал это, держит его на руках. Рэн не видит лица, но знает — это отец. Его руки такие большие, что Рэн совсем не боится высоты. Отец утыкается в него лицом, густая щетина колет шею, но Рэн не обижается. Отцовский смех, густой, объемный, совсем непохожий на смех Рэна, гремит над головой. Рэн дрыгает ногами, вырываясь, и отец спускает его на землю. Рэн задирает голову — отсюда отец кажется еще больше.

— Вы куда подевались? — раздается звонкий, как солнечный свет, голос матери.

Рэн спешит навстречу, ноги вязнут в белом песке, на губах, в глазах — везде скрипит песок. Но Рэн не замечает его: песок всегда был частью жизни. Песок был всегда, и всегда была мать, и отец, и другие люди — Рэн еще плохо различает их имена. Их лица такие разные, одни гладкие, как у родителей, другие покрыты складками, как кожа песчаного животного.

Рэн однажды поймал такого. Толстое и неповоротливое, оно лениво рылось в песке, и Рэн легко схватил его. Но, как только руки коснулись складчатой кожи, длинный хвост с иглами на конце взвился и хлестнул его по лицу. Острые иглы вонзились в щеку. Рэн отчаянно закричал, выпустив зверя. Кто-то схватил его на руки — Рэн ничего не видел от боли. Потом навстречу выбежали родители. Взглянув в лицо матери, Рэн закричал еще громче. И вдруг боль пропала, прохладная мазь погасила ее. Теперь Рэн всегда будет любить мазь и бояться песчанников. Потом он лежал, голова покоилась у отца на коленях, а мать осторожно извлекала из распухшей щеки маленькие иглы. И все говорила — Рэн не различал слов, но голос, тихий и ласковый, успокаивал, навевал сон…

— Осторожнее… Клади сюда.

Отец терпеливо помогает Рэну складывать первый в его жизни костер. Прозрачные кристаллы следует уложить правильной пирамидой, отец не должен прикасаться к ним: это костер Рэна. Твердые грани режут руки, не желая подчиняться мальчишке. Рэн даже не морщится. Окропить будущий костер своей кровью достойно мужчины, принимающего бремя Образа Жизни. Рэн бормочет вполголоса:

— В этот день каждый мужчина возжигает свой костер. По всему миру горят огни, и мир становится единым. В чистом пламени сгорают нечистые помыслы, пусть не будет в мире вражды. В этот день мы помним, — мир погиб в пламени войны. В этот день мы знаем — он возродился из пепла. Пока горят костры, мир будет жить…

— Мир не погибнет в огне, — поправляет отец.

Рэн краснеет. Как он мог забыть? Рука дергается, и неустойчивая пирамида рассыпается по песку. Из рассеченной ладони капает кровь.

— Начнем снова, — терпеливо говорит отец.

Кристаллы длиной в локоть взрослого мужчины, казалось бы, чего стоит их уложить? Но Рэн уже в третий раз начинает снова. Пирамида должна быть ему по грудь, а Рэн высок для своих семи лет.

— В этот день каждый мужчина возжигает свой костер…

— Тогда безумие людей привело их к гибели. Сгорели леса, и на планете почти не осталось кислорода. Над миром висел густой дым, люди надели кислородные маски. Выкипели моря, пересохли озера. Но люди продолжали убивать. Боевые машины сталкивались в небе, сея смерть и разрушение. Рыдали матери, потерявшие своих детей, но некому было услышать их рыдания, ведь мужья погибли на войне. И тогда первый Основатель, Огарн Зарин Ранит Ораторн, сказал: «Остановитесь!» И люди услышали его. Они уничтожили летающие машины, зарыли в песок оружие. Разыскали на краю света остатки лесов. Каждый мужчина и каждая женщина взяли семена деревьев и трав и посадили их в почву. В тот день был зажжен первый костер мира. Прозрачные кристаллы горели — и выделяли кислород. В тот день каждый должен был принести клятву Образу Жизни. Но были те, кто захотел продолжать войну. Они отвергли Образ Жизни, не вышли к костру. И тогда Основатели отняли у них кислородные маски, чтобы очистить мир от скверны…

Учитель произносит слова предания нараспев, ее голос, звонкий, как солнечный свет, наполняет прохладный зал. Подростки сидят тесным полукругом, уронив на колени учебные книги. История Последней войны и спасения хранится на электронных страницах, легкое прикосновение пальцев выведет ее наружу. Но когда говорит учитель, мертвый рассказ оживает перед глазами, потому все слушают, затаив дыхание.