Зелень. Трава. Благодать - Шон Макбрайд

Он с грустью смотрит в пространство и оставляет мой вопрос без ответа.

— Все понял. Может быть, позже.

Мы выходим из парадной двери — сначала Гарри, прямой как палка, за ним я. Бобби Джеймс уже давно дожидается нас на крыльце. Вместе мы вываливаемся на тротуар и с удивлением обнаруживаем, что на Ав нет ни души: ни машин, ни народа, ни даже звуков нет. Видно только, как Стивен плетется на север по направлению к Тэк-парку. Из-за угла выплывает троллейбус и скользит мимо. Тоже на север. На какие-то полсекунды он загораживает нам Стивена, а когда проносится мимо — того уже не видно, он растворился где-то на спортплощадке.

«Агентство похоронных услуг Чарльза Макфаддена» стоит особняком высоко на холме на той стороне Фрэнкфорд-авеню, где все магазины. Велосипедная дорожка начинается как раз напротив. С виду здание похоже на дом приходского священника, разве что побольше будет раза эдак в два, и сам факт того, что оно возвышается над сбившимися в плотный рядок магазинчиками, придает ему такой вид, будто это никакое не агентство, а по меньшей мере мотель «Бэйтс», сошедший сюда прямиком со старых, предназначенных для показа под открытым небом кинолент 60-х годов.

Мы с Бобби Джеймсом в предвкушении предстоящей встречи. Гарри же, напротив, в полнейшем ужасе: его коленки колотятся друг о дружку, как пинг-понговые шарики в аппарате для приготовления попкорна. Мы подходим к белой резной двери из двух половинок, в каждой из которых — по овальному окошечку с золотистым стеклом. Я нажимаю на кнопку звонка. Динь, дон, динь. Мы с Бобби Джеймсом даем друг другу пять, а Гарри вполголоса бормочет Только не открывайте, только не открывайте.

Дверь резко распахивается. Перед нами в темном костюме стоит наш одноклассник Кевин Макфадден. Кев невысокого роста, четыре фута пять дюймов или около того, с хорошей прической. Он восьмой, и младший, сын владельца агентства Чарльза Макфаддена, тоже коротышки, — росту в нем от силы пять футов и три дюйма. Рост остальных отпрысков в семействе, тех, что в промежутке между Кевом и его папашей, колеблется в пределах от шести футов двух дюймов до шести футов шести дюймов. Но, как уже выразилась Грейс по поводу Никльбэк-парка, природу надо любить. Кев — завзятый нытик, который вечно сокрушается из-за своего роста, — данной позиции с ней не разделяет.

— Йоу, — говорит Кевин.

— Чего надо, ребята? — спрашивает он.

— У нас дело к твоему старику, — сообщаю ему я.

— Что, убили кого-нибудь? — со смехом спрашивает Кев.

— Сегодня? Нет, пока еще не успели, — отвечает ему Бобби Джеймс. — А костюмчик для чего? На съезд коротышек собрался?

— Смешно. На себя поглядите, — говорит Кев. — Вы с Генри тоже ростом не больно-то вышли.

— Да, но мы с ним по крайней мере выше пяти футов, — заявляет ему Бобби с глубоким чувством собственного достоинства.

— Во мне почти что четыре фута и десять дюймов, — с ничуть не меньшим чувством собственного достоинства сообщает нам Кев.

— Точно, всего ничего, каких-нибудь шесть дюймов осталось, братишка, — говорит Бобби.

Кев хлопает дверью. Джеймс звонит. Динь, дон, динь.

Кев открывает.

— Чего еще?

— Эй, ты там, мальчик-с-пальчик, — говорит Бобби, — папаня дома?

Шварк. Динь, дон, динь.

Дверь открывается.

— Советую тебе поскорее засунуть язык в задницу, придурок, — предупреждает Кев.

— Ты прав, извини, — говорит Бобби Джеймс. — А теперь сходи, пожалуйста, потяни папу за портки и скажи ему, что мы здесь, хорошо?

Шварк. Динь, дон, динь.

Дверь — по новой: мистер Макфадден (зачес назад):

— В чем дело, ребята?

Мистер Макфадден — мужик реальный, но со странностями, хотя чего другого можно ждать от владельца похоронного бюро. Он гордится своим делом и не прочь кого-нибудь попугать. Есть неплохой шанс посмотреть на покойников, если нас вообще пустят на порог.

— Ничего, пап, ничего, — говорит Кев. — Так, просто дурью маемся.

— Ради бога, только не в похоронном бюро. Имейте уважение к мертвым, — говорит он нам, указывая на три гроба в небольшой комнатке поблизости от входа. Гарри принимается хныкать, а мы с Джеймсом обнимаемся, как две бабульки, которые только что выиграли в бинго[26].

— А в гробах что — трупы, мистер Макфадден? — интересуется Бобби Джеймс.

— Нет, но иначе вас не заткнешь. Заходите, — говорит он нам с улыбкой.

Изнутри дом напоминает мне один из тех, какие обычно показывают в старых фильмах о Гражданской войне, разве что поменьше и поневзрачней, но вообще-то он вовсе не такой уж маленький и вовсе не невзрачный. А вот чего здесь много — так это мертвых стариков: все как один в формальдегиде и во взрослых памперсах, менять которые им уже не придется. Первое, что бросается в глаза, когда заходишь, — это массивная лестница, ведущая наверх, туда, где и проживают все Макфаддены в полном составе, за исключением их покойной матери. Первый этаж целиком рабочий. От входа сразу налево — ниша под гардероб и дубовая стойка, на которой лежит книга посетителей и целая куча буклетиков, которые народ, приходящий посмотреть на покойников, все время украдкой ворует. Направо — кабинет мистера Макфаддена: темная комната, сплошь отделанная дубом, кожей и бархатом. В конце коридора справа — складское помещение, где хранятся всевозможные гробы, погребальные венки, что побольше, и все в таком духе. Напротив — комната для прощания с умершими, куда вносят скамеечку для коленопреклонения, сам гроб и складные стулья (десять рядов) для скорбящих. Специально для тех из вас, кто не осенен светом истинной католической веры и тем самым обрекает себя на муки адовы, поясню вкратце, как происходит церемония прощания с усопшим. Ближайшие родственники покойника становятся непосредственно у гроба. Остальные встают в очередь на прощание, хвост которой обычно теряется где-то далеко за дверью на улице, и один за другим преклоняют колена перед гробом, в котором покоится тело усопшего, чтобы затем сказать несколько слов утешения тем членам скорбящей семьи, что еще остались в живых. В результате получаем нескончаемое столпотворение при непрерывных рыданиях. Сумасшедший дом. Лично я принимал участие в девяти подобных церемониях в «Агентстве Макфаддена»: двое прабабушек с прадедушками, две тети, один дядя, один троюродный брат и Мэган О’Дрейн. Хуже всего было, когда прощались с Мэган. Очередь растянулась на три квартала. Люди бросались наземь, вопили, кричали, колотили кулаками о землю. Ее родители рыдали в голос, причем мать походила на мумию, которую только что окунули головой в лужу, — так плотно была перебинтована ее голова. Арчи там не было, потому что он был еще маленький, да к тому же стал калекой.

Стивен Тухи, стоявший у гроба вместе с семейством О’Дрейн, не уронил ни слезинки. Лицо было совершенно как каменное, только в глазах безумный блеск. Он пожимал руки пришедшим почтить память и все смотрел через их головы на дверь, будто ждал, что войдет Мэган, но она лежала в гробу, и с того дня выражение его глаз больше никогда не менялось, по крайней мере если он был трезв.