Последний выдох - Тим Пауэрс

– Все равно принесу немного.

– Ты, Старый Трез, теперь выпиваешь?

– Только в солнечную погоду.

Стив рассмеялся – с некоторой нервозностью.

– Здесь каждый день такой, сам знаешь, мой мальчик. Звони в любое время, я буду у телефона.

Повесив трубку, Салливан задержался около телефона в полутемном вестибюле. Во рту у него стоял вкус менудо и пива, и он жалел, что оставил сигареты на столе, потому что ему нужно было сделать еще один звонок. Снаружи продолжала вопить сирена; он опустил в щель другой четвертак. Телефон студии он тоже помнил наизусть.

После двух гудков он услышал женский голос:

– «Чепел продакшенс».

О, господи, подумал он, это что-то новенькое.

– Можно ли поговорить с Лореттой Деларавой? Это Донахью, от Роли. – Только сейчас он задумался над тем, продолжает ли Деларава нанимать Роли для компоновки телепрограмм, и работает ли там еще Донахью.

Он совершенно не собирался говорить с Деларавой и был готов повесить трубку, если ее позовут к телефону, но женщина сказала:

– Мисс Деларава на ленче… нет, погодите, она на обеде – ах нет, она снимает репортаж в Венисе. Так что, пожалуй, вернется не скоро.

Лицо Салливана снова покрылось холодным потом, и он поглядел на дверь мужской уборной, прикидывая расстояние до нее, – но приступ тошноты прошел.

– Хорошо, – сказал он, мелко хватая носом воздух, – я позвоню позже.

Он повесил трубку на крюк и поплелся назад, к столу. Сел, взял бутылку и допил остатки пива.

«Заказать еще? – подумал он. – Нет. П.Р.У. на узких старых улицах не пройдет – не попрёшь, – а тебе ведь совершенно не нужно оказаться в полиции за езду в нетрезвом состоянии. Что, черт возьми, она делает в Венисе сегодня? До Хеллоуина еще три дня. В худшем случае это лишь разведка, подготовка к тому, что она затеяла на ту ночь, хотя возможно, что там действительно началось что-то, связанное с предстоящим днем».

Он подумал было о том, чтобы поехать туда и посмотреть, и обнаружил, что не сможет.

Иногда Кути снисходил до добродушия в отношении к бедняжкам и клал в суп засохшие гренки, чтобы им было что пожевать за обеденным столом; но сегодня, когда он пытался привить своих детей, ему не хотелось, чтобы они болтались рядом, и поэтому курил сигару из бумаги и конского волоса. Она была отвратительна на вкус, но, по крайней мере, возле ворот не толпились никакие неясные сгорбленные формы.

Дети не радовали его – Кути собирал их на лужайке, босыми, и бросал им под ноги маленькие китайские петарды, чтобы дети отпрыгивали от взрывов, но они плакали, когда же он установил столб и положил наверху монеты, его сын Томми не смог забраться туда, и Кути пришлось накричать на мальчишку и натереть ему колени канифолью, прежде чем тот добрался до денег.

Кути было нелегко освоить эти штуки – он был глухим, и ему приходилось держать зубами телефонную трубку, чтобы слышать разговор через кости черепа. Теперь, во сне, он укусил петарду, и она вспыхнула, как одна из тех гнусных сигар, и когда она взорвалась, он проснулся, как от встряски.

Его теплая, пушистая подушка тоже проснулась – Фред вскинулся от шума, и Кути уселся на заднем сиденье автомобиля Раффла поверх груды перемоточных аппаратов для видеокассет. Снаружи яркое утреннее солнце освещало верхние этажи старых офисных зданий. Кути поправил темные очки на носу.

– Вот так и будят сонь, – сказал Раффл с водительского сиденья. – Извини, детонация карбюратора. – Он нажал на акселератор, и автомобиль затрясся мелкой дрожью. – Вы оба дергались во сне, – продолжал Раффл. Кути смотрел, как покачивался в такт сотрясениям машины затылок седоватой головы. – Я часто думаю о том, что могут видеть во сне городские собаки. Они не могут гоняться за кроликами, потому что никогда не видели кроликов. Может быть, трахаются. Я всегда хотел попробовать это дело по-собачьи с женой, но она наотрез отказывалась выходить во двор.

Раффл рассмеялся, помахал бутылкой пива «Корона», которое купил вчера поздно вечером, сунул ее куда-то под «торпеду» и сорвал крышку.

Кути потянул из-под себя одно из устройств для перемотки и, запустив руку в карман за десятицентовиком, уставился в пыльное заднее стекло и попытался сообразить, в какой части Л.-А. они сейчас находились. Он видел узкие магазины с помятыми серо-стальными раздвижными створками дверей, мусор в сточных канавах и под стенами домов и завернутых в одеяла оборванных темнокожих мужчин, сидевших, прислонившись к грязному кирпичу и облупленной штукатурке стен.

Он нервно вытащил монету из кармана и вспомнил, что Раффл назвал этот район «Никелем»[21] – 5-я улица Скид-Роу, трущобы, всего в квартале от огней и многоязычных толп Бродвея.

Раффл залпом выпил теплое пиво, и Кути затошнило от первого с утра запаха, наложившегося на вонь псины Фреда и вчерашних бурритос. Он склонился над серой пластмассовой коробкой устройства для перемотки и принялся крутить монетой винты, державшие его крышку. К тому времени, когда Раффл воспользовался пустой бутылкой в качестве трубки – добавив в затхлую вонь, стоявшую в салоне, резкий запах крэка и раскаленной стальной мочалки, – и открыл дверь, чтобы выбросить ее на улицу, Кути уже справился с задней крышкой и теперь пытался запихнуть тупой край монеты в шлиц винта электродвигателя, находившегося внутри.

Раффл оглянулся на него, прежде чем включить первую передачу.

– О чем сопишь, мой мальчик Кут? – бодро спросил он, когда машина оторвалась от тротуара. – Может, и тебе, чтобы проснуться, нужен белый камешек?

– Ни о чем, – поспешно сказал Кути, думая о призраке, которого он вдохнул вчера в сумерках. Конечно же, это призрак был причиной странных снов. У Кути, естественно, никаких детей не было.

– Ха. Ты же у нас по части «скоростного», да? – Мотор трещал и кашлял, но Раффл гнал автомобиль по правой полосе, часто нажимая на педаль газа. – Оставишь такого любителя «скорости» с отверткой, а когда вернешься, окажется, что твой стереокомбайн разобран на мелкие детали, и все они ровным слоем разложены по квартире. Ты и сам отлично понимаешь, что мой крэк не для детей, но это игрушки по сравнению со «скоростным». – На Бродвее зажегся зеленый свет, но пришлось сначала пропустить пешеходов и лишь потом повернуть на север. – Что касается «скоростного», то, знаешь ли, кто-то готовит его на тайной фабрике в Твентинайн-пальмз или, скажем, в пустыне. А если он параноик, для чего обычно есть серьезные основания, то паранойя примешивается к «скорости», и когда ты ее нюхаешь, то ощущаешь то же самое, что он чувствовал, когда варил зелье. В тебя входит его индивидуальность. Полезно бы и священникам, скажем, из собора Святой Вибианы что на 2-й стрит, научиться вштыривать в свои облатки какие-нибудь сиськи-письки.