Прыгун - Роман Коробенков

Потом забытье, длящееся неопределенное время.

Вот веки вновь приобретают силу. Создается ощущение, что это самое сильное, что есть сейчас в организме Родика.

С шумом они распахиваются, и он оказывается на все той же кровати, замечательной полуторке, до головы накрытый черным блестящим покрывалом. Оно огромное, и большая его часть стелется по полу. Белый потолок полнится голографическими розами, настолько розовыми, что от них начинают слезиться глаза.

Родик пытается пошевелиться, чтобы стряхнуть наваждение, и чувствует сплошную обжигающую пощечину боли. Покрывало чуть сползает, и ниже шеи обнаруживается бинт, еще ниже — гипс, гипс в самом низу, забинтованные пальцы рук, каждый забинтован отдельно. Но дышится удивительно свободно, нет нездоровых пений и страшной музыки.

В остальном — ничего удивительного, по крайней мере для собственного разума.

Родик озирается, словно восстанавливая в памяти комнату, где, как кажется, не был некоторое время. Ничего не изменилось, даже кот на том же месте. Но в одном из углов комнаты, совершенно неприметно, даже если вглядываться, стоит человек. Одетый в черный халат, на вид из того же материала, что покрывало, неопределенного пола, с белой маской на лице, выражение которой отсутствует — ведь у нее нет мимики. Тем не менее кажется, что это проекция лица, которое спрятано под маской. И черты этого лица слишком мелкие, чтобы быть правильными.

Маска смотрит на него.

Родик пристально вглядывается в маску.

«…кто ты?»

«...»

«...ты не слышишь меня?»

— Кто ты? — спрашивает он, наконец осмыслив, что это может продолжаться вечно.

— Есть разница? — вопросом на вопрос отвечает маска, но яснее от этого не становится. Голос звонкий и чуть грубее женского, но нежнее мужского.

— Как зовут тебя? — спрашивает Родик. Сейчас он пытается понять, не грезится ли ему человек в маске.

«...я же должен называть тебя как-то, раз уж ты здесь...»

— Шиза, — отвечает маска сквозь короткую паузу. — Можешь называть меня так.

— Ты — это я? — высказывает предположение Родик, пытаясь приподняться, и морщится от боли.

«…неужели я столкнулся лицом к лицу с собственной шизофренией?»

— С чего бы это? — фыркает маска.

— Но ты — часть меня? — предполагает Родик.

«...или нет?»

— Определенно нет. — Маска не согласна. — Может, позже, но не факт.

— Уже легче, — вздыхает самоубийца, в бессилии откидываясь на подушки. Они большие и очень глубокие.

— В чем легкость? — Маска покидает свой угол и медленно плывет по комнате, мимо книжной полки, мимо кровати, мимо насекомоподобных бра. К пустому месту на стене, где логично смотрелась бы картинка.

— В том, что ты не часть меня, — объясняет Родик. — У тебя странное имя.

«...оно пугает меня...»

— Это псевдоним, — отвечает маска, поворачиваясь к Родику личиной. — А значит. ничего не значит. Я хочу выпить. Хочешь выпить?

— У меня ничего нет, — покопался в памяти наш герой.

Маска молчит. Она поднимает небольшую белую ладонь и проводит ею вдоль стены. Тут же водянистого цвета обои в том месте отслаиваются, открывается скрытая в стене ниша, а на месте отслоения оказывается полочка.

Приподнявшийся сквозь боль Родик видит радужный блеск бутылок.

— Скрытые запасы кое-кого, — поясняет маска, звеня посудой.

— Какого ты пола? — спрашивает Родик.

Этот вопрос ему кажется исполненным первостепенной важности. Он пытливо копается в фигуре маски, дабы вычислить самостоятельно, если она не захочет разоблачаться.

Маска не отвечает. Она наливает нечто из коричневой бутылки в два низких, но широких стакана, ставит сосуд обратно в стену и медленно поворачивается. Берется за полы халата и туго натягивает его на собственном теле. Отчетливо проступают широкие бедра и выпуклости в известных местах.

— Еще есть вопросы? — спрашивает маска.

— Я знаю тебя? — Родику начинает нравиться эта игра.

«…Сашка?»

— Нет, — уверенно отвечает маска. — Но теперь будешь знать.

— Ты покажешь мне свое лицо? — Родик наблюдает, как незнакомка берет стаканы и медленно, но неумолимо двигается в его сторону.

Однако «сашконометр» молчит.

— Может быть, — отвечает маска. — Но не обязательно.

Она садится на край кровати в ногах Родика и протягивает ему посудину с занятно колышущейся там медной субстанцией.

Он видит, что у маски очень красивые руки, или по крайней мере ему кажется так.

— От чего это зависит, Шиза?

«…любопытно, как называть тебя ласково…»

— Понравишься ты мне или нет, — улыбается маска, до того неподвижная. — От чего это обычно зависит?

— Что мы пьем?

".могу ли я доверять тебе?..»

— Это конопляное пиво, — отвечает она, и опять улыбается.

Вначале они выпивают все конопляное пиво, которое вмещает таинственный бар в комнате самоубийцы. Потом принимаются за шампанское, затем иссушают виски. Настает черед мартини, и, когда оно вполне логично заканчивается, принимают к сведению коньяк. Следом в баре умирают все соки. И после всего этого приходит жуткое нечеловеческое похмелье.

В тот момент Родик уже лишается части гипса и бинтов, которые разлетаются сами собой в пьяных бдениях. В подсознании погибают болевые эффекты, но голова саднит ужасно — мозг мелкой дрожью бьется о стенки черепной коробки.

Маска спит рядом. Ее лицо всегда безмятежно, халата на ней нет, а если быть более точным — она нага. Пьяные феерии привели к естественному результату сближения полов, а в этом случае произошло слияние всех трех — горизонтального, мужского и женского. Черная блестящая ткань растерзана на куски, а цвет кожи молодого тела слился с цветом маски, которую она отказалась снимать.

— Отдайся, — сказал он ей одно слово в предопределенный момент, и она отдалась.

— Забавно, — сказал Родик уже после того, как общий электрический разряд всколыхнул их мускулы и разум и на смену этому пришел этап бессилия и неги. — Маска настолько хорошо подобрана по цвету, что смотрится частью тебя…

— Она и есть часть меня, — ответила маска, стремясь уклониться от диалогов — в сон.

— В каком смысле? — шепчет ей на ухо Родик, не в силах забыть, как попробовал он убрать этот загадочный атрибут во время любви, но как не поддался он, даже не выдал места, где материал единится с кожей.

— Все мы носим маски, — сквозь сон произносит незнакомка. — В той или иной степени.

— Бывают моменты, когда нужно показывать настоящее лицо, — говорит самоубийца, но ему не отвечают.