Девушка с синей луны - Инна Бачинская

– Я пошел в кухню, – сказал Монах. – Через пятнадцать минут прошу к столу. Леша расскажет про непознанное. А вы к Диане, как она там. Лео, идешь?

Марина убежала.

Монах прикрыл дверь в студию, и они отправились в кухню. По дороге Монах заглянул в гостиную. Там царил полный порядок. Он подошел к горке, постоял минуту-другую, рассматривая хрустальные бокалы и рюмки. Не без труда нагнулся и потянул за латунную ручку шкафчика. Там был бар: бутылка виски, пузатая бутылка шампанского, пара бутылок белого вина. И тонкая высокая бутылка синего стекла. Монах наклонился и прочитал название: «Оттонель»…

Они стояли перед тремя могилами, обнесенными низкой ажурной оградкой – Ии Рудник, Дениса Рудника и Полины Рудник. Детей и пережившей их матери. Одинаковые памятники – скромные прямоугольники потускневшего черного мрамора, скромные кресты, выбитые строгие буквы и цифры; лишь на памятнике Ии был нарисован букетик цветов, фиалок, видимо, судя по выгоревшему синему цвету – сверху над именем. Памятники заросли травой, сквозь которую пробивались яркими искрами цветки космеи, чьи семена были случайно занесены ветром с других могил. Похоже, здесь давно никто не был.

– Сик транзит… – пробормотал Добродеев. – Денис Рудник, честь-честью. Никаких сомнений. Леночка права, а Диана… Она что, действительно верит, что брат жив? Или что-то с головой?

– Необязательно. Мы это уже обсуждали. Нервная, неуравновешенная, боязливая… она вытеснила из сознания смерть брата, потому что ей так комфортнее.

– А кто же был у нее ночью? От кого она пряталась? И что там искали? Зачем выбрасывать из шкафа одежду и бумаги Дениса?

– Лео, а если слегка изменим угол зрения и зададимся вопросом не «кто», а «что»? Что в принципе можно искать в квартире Дианы? Мой длинный нос не унюхивает там ни антиквариата, ни золота… да и откуда? Ну, кое-что в загашнике, вероятно, есть, но чтобы методично обыскивать шкафы и кладовые, ничего не находить и приходить снова и снова? Нужно спросить у Дианы… хоть какая-то причина ночных визитов должна приходить ей в голову? Если бы ворвались ночью ко мне, я бы прекрасно знал, что они пришли за компом или новым кофейником. Возможно, за картиной Циркачки[4], хотя настаивать не стану. Ты – тоже. Всякий человек прекрасно знает, что у него можно подрезать. Самое интересное, что злоумышленник тоже об этом знает, а также знает, где это прячут. Еще меня все больше и больше интересует молодой человек по имени Никита, историк, у которого был ретро-автомобиль «Мерседес-Бенц». Ты обещал навести справки. И еще! Леша, попроси своего папарацци сделать пару снимков Дианы.

– Ты думаешь… что?

– Не знаю, что. Еще одна мыслишка вслух. Нужно обойти всех соседей Дианы и спросить, что они видели или слышали той ночью. Возможно, человека. Но скорее всего автомобиль. Ночью не шляются пешком. Этот тип должен был на чем-то приехать. Вряд ли на такси. Я очень верю в полунощников, страдающих бессонницей, которые выглядывают из окна на всякий подозрительный чих. Район здесь тихий, шум мотора слышен далеко.

– Ты думаешь, он все-таки существует? Этот тип, как ты выразился.

– Опять не знаю. Я просто гребу частым гребнем, чтобы ничего не пропустить. Что еще? – Он задумался. – Ничего не приходит в голову? Подумай, Лео.

– Нужно показать второй шарф Диане.

– Да! Покажем. Еще?

Добродеев пожал плечами.

– Ладно, по ходу сообразим. Черт! Если бы не эта чертова нога! Как она меня бесит! Да, еще насчет «Мерседеса»… нужен старый механик на вес золота, какой-нибудь дядя Паша, к которому очередь на пятилетку вперед. Летописец самых крутых иномарок и знаток масштабных городских дэтэпэ за последние тридцать – сорок лет.

– Есть. Дядя Коля Одинец из «Виража».

– Пошли, Леша, навестим твоего дядю Колю. И поставим еще одну жирную точку в этом мутном деле. Гложет меня нехорошее чувство, что мы что-то упускаем… да и времени терять нельзя. Интересно, что нарыли соперники в лице майора.

– Есть вещи, в которые невозможно поверить, – философически заметил Добродеев.

– Или не хочется, – добавил Монах.

…Дядя Коля Одинец – отдельная песня! Кто в городе не знает дядю Колю из «Виража»! Среди тех, у кого есть автомобиль, таких не имеется. Механик от бога, чувствующий любую тачку как собственную руку, почище компьютерной диагностики определяющий по урчанию двигателя, где сбой. Легенда. Небольшой, тощий, седой, прокуренный и проспиртованный в лучших отечественно-хрестоматийных традициях. В промасленном комбинезоне с оттопыренными карманами.

– Дядя Коля, а мы к тебе! – воскликнул Добродеев радостно. – Как жизнь?

– Леша! Здравствуй. Нормально жизнь. Как сам?

– Скрипим помаленьку. Это мой друг Олег Монахов.

Дядя Коля кивнул.

– Что, ребята, с машиной проблема?

– Машина в порядке, дядя Коля. Поговорить надо. Может, посидим в «Лаврушке»? Оторвешься на часок?

– Можно. Вы давайте, ребятки, туда, а я подойду минуток через пятнадцать, кое-что надо добить. Сядете за стол к Мане, скажете, от дяди Коли.

– …Денька Рудь? Да кто ж его не знал! Классный был гонщик, пока не связался с братками, – сказал дядя Коля, удобно устроившись за столом Мани.

– Как связался?

– У него своя обслужка была, так они ему пригоняли угнанные машины, он перебивал номера или вообще курочил на запчасти. А кончилось все плохо. Убили Деньку свои же, не поделили чего-то. Три года уже будет, может, больше.

– Нашли, кто?

– Взяли одного, вроде видели, как они ссорились, бандюк отмороженный, не приведи господь. Алик Бура́. Они в «Попугае» крутились, штаб-квартира у них там. Грязная забегаловка, туда и зайти страшно. А у него алиби. Искали, Денька же чемпион области, человек известный. Кстати, нашли его около «Попугая»…

– Как его? – спросил Монах.

– Ножом в живот. По-бандитски. Он не ожидал, видать, не защитился. Он здоровый был, один мог раскидать двух, а то и трех, а тут, вишь, сплоховал.

– Зачем ему нужно было пачкаться? – спросил Добродеев. – Известное лицо, гонщик, хороший парень…

– Деньги, будь они прокляты! На руках мать и две сестры. Про девчонок не скажу, я их не сильно знал, а вот Анька, та привыкла широко жить.

– Анька?

– Мамаша Деньки, артистка.

– Она же Полина!

– Это в театре она Полина, а по жизни Анька. Анна Рудник. Ее мать приемщицей в телеателье работала, батьки не было. Мы с ней на одной улице росли. Из-за нее район на район с кольями шел, а она королева! И ведь не скажешь, что красивая из себя, тощая, небольшая, а вот, поди ж ты! Правда, ловкая, фигуристая. Как вильнет подолом, как взглянет исподлобья, так хоть на край света за ней. Она Деньку нагуляла где-то в Мексике или Бразилии, ездила по миру с концертами. Он черный из себя был, чисто испанец, горячий, чуть что, сразу в драку лез. А девочки тутешние, говорили, от мэра покойного, Аркадия Семеновича. Он из партейных прошлых был, хозяин, при нем и дороги, и чистота… если и брал себе, так не борзел. Он Аньке квартиру сделал приличную и деньги дал Деньке на мастерскую. Анька левой ногой дверь к нему в кабинет открывала, и чуть что не так, по мордасам. Крутая была, с норовом. А у него любовь! Он намного старше был, женат, а детей не было. Говорили, он много денег им оставил, девчонкам подарки на день рождения дорогие дарил, украшения, за границу ездили. А когда помер, так остались они бесхозные. Вот Денька и полез в грязь. Причем у него младшая сестра за полгода примерно до убийства с балкона прыгнула, несчастная любовь, говорили. Денька черный ходил, а она, Анька, так вообще слегла. Умерла полтора года назад, я был на похоронах… как же, подруга детства, все живые соседи пришли. Видел ее дочку там, старшую, не знаю, как звать – красотка, но какая-то не своя, ни на кого не смотрит, с ней говорят, а она вроде не понимает… была с мужем или, кем он ей приходится – с длинным волосом, вроде артист. Весь театр пришел, речи говорили, музыка, цветов полно. – Он замолчал. Потом сказал: – Эх, жизнь наша! Давай, Леша, помянем их! Хорошие люди были, да вот судьба ихняя криво с ними распорядилась. Всех жаль! И Деньку, и Аню, и ее дочку… никогда не видел, а все равно жаль, совсем девчонка была. Нехорошо, когда молодые уходят вперед стариков…