Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя - Григорий Сивков

Ещё в начале мая нашим войскам удалось добиться некоторого успеха и овладеть станцией Крымской, важным опорным пунктом в системе обороны противника. Однако врагу удалось закрепиться на промежуточном рубеже и остановить продвижение наших войск. Напряженные бои продолжались вплоть до начала июня. И, наконец наступило временное затишье.

С 25 марта по 14 июня 1943 года полк потерял 11 лётчиков, 16 воздушных стрелков и 15 самолётов. За этот отрезок времени было совершено 734 боевых вылета.

В дни напряженных боевых действий росло не только наше умение бить противника, но и организованность работы на аэродроме. Надо было предусмотреть все до мелочей, чтобы в кратчайший срок подготовить самолёты к очередному боевому вылету. Инженеры и техники, оружейники и мотористы проявляли образцы слаженности и четкости в выполнении своего воинского долга. Мы приходили на аэродром с рассветом, а технический состав уже на месте, докладывает о готовности самолётов. В сумерках мы уходили с аэродрома, а техники и мотористы оставались, залатывать пробоины в самолётах, заменяли поврежденные в бою детали и агрегаты. Когда они только спали, уму непостижимо!

Учитывая обстановку на фронте, командование поставило задачу сократить до минимума время с момента получения боевого задания до взлета группы. В особо критические моменты мы выруливали со стоянок по сигнальной ракете с КП полка, а задача нам ставилась уже на старте и даже после взлета по радио. В этом случае время вылета сокращалось до нескольких минут.

… Четыре утра. Серые, ночные тени уступают место мглистому рассвету. Командиры эскадрилий — на КП полка. Десять-пятнадцать минут уточняется линия боевого соприкосновения, даются возможные варианты задач. Ещё столько же времени для постановки задачи летному составу, и мы — готовы к боевому вылету.

Лежим под крылом самолёта, ждем сигнальной ракеты. Резкий хлопок, и зеленая дуга, дымя, чертит полнеба. Садимся в кабины. Запускаем моторы. Через две-три минуты подруливаем к старту. Там начальник штаба полка майор Провоторов дает ведущему цель, и самолёты взлетают с интервалом десять пятнадцать секунд.

Иногда не обходилось без курьезов. Пять-шесть часов после трудного боевого дня — это, конечно, маловато. Хроническое недосыпание. В ожидании сигнала на вылет забираемся под крыло самолёта, чтобы на минутку сомкнуть глаза, пока есть время. Но "дежурное" сознание всегда начеку.

Хлопок — выстрел ракетницы! Вскакиваем. Смотрим, какого цвета ракета. У каждой эскадрильи — свой цвет. Ничего не видно.

— Да это не ракета, — говорит подошедший техник соседнего самолёта и смеется, — это Аня Трофимова нечаянно хлопнула крышкой ящика из-под снарядов…

— Тьфу ты, елки-моталки, а я уже на крыло вскочил.

Девушки-оружейницы, заменившие ребят, которые ушли в десантные войска, теперь уже в совершенстве овладели своей специальностью. Тася Лагунова, Аня Трофимова, Саша Мазюкова, Тося Дмитриева, Рая Пикалова, Клава Филаретова, Галя Танина, Лиза Шашева, Вера Лаврушкина, Паня Загузова, Паня Щербакова, Лея Искольд — всех не перечесть! Какие вы чудесные, умные, самые красивые девчата! Руки ваши не знают маникюра и золотых колец. Но это поистине золотые руки! Они так надежно, и с такой любовью снаряжают наши пулемёты и пушки, что те всегда стреляют до последнего патрона и снаряда. Вот только до сих пор мне не понятно как девушки могли снимать и ставить обратно в крыло самолёта огромные тяжелые авиационные пушки. Как они ухитрялись подвешивать без лебедки (чтобы побыстрее) стокилограммовые бомбы? Совершенно не понятно… А укладчица парашютов Полина Шишова не без основания могла гордиться тем, что уложенные её руками парашюты спасли жизнь нескольким лётчикам и в том числе самому Ивану Карабуту. Действительно, золотые руки!

Стоял тогда наш полк в станице Днепровская, которая утопала в садах. Вишневые деревья вплотную подступали к аэродрому. С крыла самолёта можно было собирать спелые сочные ягоды. Но мы этого не позволяли себе. Женщины-станичницы каждый день приносили нам целые ведра ягод, яблок, разных овощей, снабжали вкусными домашними лепешками и молоком. Словом подкармливали. Приносили все самое лучшее. Иногда бывали и забавные случаи.

Как-то рябая востроносая молодка повадилась носить молоко, но, очевидно, сперва снимала с него сливки. Вот воздушный стрелок Леня Татаренко — чудак такой был, любил шутку — подходит к женщине и говорит:

— Ах, опять принесла снятое молоко?

— Скажи ещё и кислое, — бойко отбилась станичница. — Типун тебе на язык.

— А мы сейчас проверим… — Леня подносит компас к ведру с молоком. Конечно, снятое, — смеется он. — Смотри, как стрелка прыгает…

Опрокинув молоко, молодуха подхватилась бежать.

Любили ребята в нашем полку шутку. Она создавала настроение, помогала в минуты отдыха быстрее размагнитится, отойти от скованности и напряженности боев. С шуткой легче было переносить все невзгоды и тяготы войны. Шутка давала заряд бодрости, смеха. А смех очищал душу от горечи переживаний за погибших друзей, освежал голову от тягостных мыслей, укреплял веру в торжество нашей победы. Как после боя хотелось вдвойне песни, шутки, смеха, так после смеха и разрядки хотелось с новой силой гнать врага, биться до победного конца, невзирая ни на какие трудности войны.

Любили в полку шутку и шутили, впрочем, может это выходило и не всегда тонко. Но всякая шутка это, по-видимому, своеобразный и определенный показатель стойкости духа солдата. Улыбается, шутит он, значит, крепок, здоров, бодр, готов к очередной схватке с врагом.

Шутку у нас понимали и шутили вне зависимости от звания и занимаемой должности. Иван Карабут, хотя и стал командиром эскадрильи, но в свободное от полётов время любил, как говориться, схохмить.

… На аэродром привезли обед. Мы уселись за столом и наблюдаем за магическими действиями официантки. Николай Есауленко что-то рассказывает, задевая словом Ивана. Тот сначала молча переносит, потом говорит:

— Коля, хватит языком чесать. Оставь трошки для женского полка…

А Коля не унимается, все подкалывает и подкалывает Ивана. В это время официантка ставит перед Иваном тарелку борща. Он пробует с тарелки огненный борщ, обжигается, но, не подавая вида, говорит на полном серьезе:

— Опять борщ чуть теплый… И когда же у нас порядок будет с обедом!

Не подозревая подвоха, Николай отправляет в рот полную ложку борща, но тотчас вскакивает со стула, словно ужаленный, и смешно вытягивает губы трубочкой.

— Аж язык ошпарил. Не борщ, а кипяток в томате…

Ребята покатываются со смеху. Иван тоже смеется:

— Как-нибудь переживем твою временную немоту…

Шутки шутками. Но они вовсе не были помехой для командира эскадрильи капитана Карабута. Он, когда нужно, умел потребовать и спросить с подчиненных. Как-то был такой случай. Пришел Иван с КП, видно там с него майор Зуб "стружку снял", скомандовал:

— Становись!

Выстроились мы. Ходит капитан Иван Карабут взад-вперед перед строем, сумрачный, серые глаза стали зелеными. — Почему это мы такие обшарпанные и по колено в грязюке?