Мумия из Бютт-о-Кай - Клод Изнер

— Как же я устала! Еще немного, и заработаю язву.

— А меня мучают мозоли, надо купить пластырь, говорят, это лучшее средство.

Мишлен Баллю уселась и тут же разразилась рыданиями.

— Ну-ну, успокойтесь, расскажите, что случилось? Вам не дают отпуск? Давайте-ка я вам чего-нибудь налью. Как насчет испанского вина? Мигом согреетесь, и вам полегчает.

— Ой нет, спасибо, здесь и без того жарко… — отказалась мадам Баллю. — Дело в том, что мой кузен…

— Альфонс?

— Слава богу, у меня только один кузен. Так вот, сегодня утром… — Она всхлипнула. Эфросинья налила себе полный стакан малаги и тоже уселась.

— Ох, уж этот ваш Альфонс!

Мишлен Баллю взяла себя в руки.

— Сегодня утром ко мне приходили из военного министерства и задавали кучу вопросов: давно ли я видела Альфонса, знаю ли я, куда он переехал, говорил ли о своих планах… После смерти Онезима он мой единственный родственник, но вот уже неделю как и носа не кажет на службу! То есть выходит, что мой Альфонс — дезертир!

— Он наверняка с этой своей подружкой. Вот уж она взяла над ним власть! Когда мужчинам приспичит, они становятся хуже гиен! Точно вам говорю — во всем виновата женщина, он просто потерял голову.

Айрис, ведя за руку Дафнэ, которая скакала, размахивая бубном, пришла узнать, когда будет готов ужин.

— Думаю, мы дождемся Жозефа, но ребенка можно уже покормить, — ответила Эфросинья. — Кушай, радость моя, и отправляйся смотреть интересные сны!

Дафнэ вопросительно взглянула на нее:

— Закрыть глазки и смотреть?

— Ну разве не умница! Она у нас сообразительная, как все Курлак и Пиньо, — восхитилась Эфросинья.

— Вы поужинаете с нами, мадам Баллю? — предложила Айрис, усаживая дочь на колени.

— Ах нет, спасибо, вдруг он даст о себе знать… Я ведь ушла, даже не предупредив Лулу, на меня это совсем не похоже!

— Иисус-Мария-Иосиф! — вздохнула Эфросинья, подливая себе вина.

— Вы о ком говорите?

— О кузене мадам Баллю, который работает в военном министерстве. Он пропал.

— Я уверена, этому найдется объяснение, и он рано или поздно объявится, — сказала Айрис.

— Вашими бы устами… Я просила мсье Легри о помощи, но мне кажется, он не воспринял это всерьез. А вы говорили с Жозефом? — повернулась к Эфросинье мадам Баллю.

Та кивнула.

— Если ваш кузен не подает признаков жизни… Простите за нескромный вопрос, мадам Баллю, но, возможно, у него есть подруга? — отважилась спросить Айрис.

— И не одна! — рявкнула консьержка. — В этом деле Альфонс просто чемпион! Только я никак не пойму, чем могла привлечь его женщина, которая годится ему в матери! Еще подцепит от нее гонорею!

— Мишлен, замолчите! — проворчала Эфросинья, прикрывая ладонями уши Дафнэ.

Консьержка громко высморкалась.

— Простите меня. Подумать только, я стираю ему белье, крахмалю воротнички, делаю запеканки. А что мне теперь делать с его мундиром?

— Может, отнести ему? — раздался мужской голос, и все три женщины вздрогнули, а Дафнэ закричала:

— Папа!

— Ты надел тапочки, котик мой? Я натерла полы.

Жозефа возмутило упоминание о таких глупостях, как тапочки и полы.

— Вы знаете его адрес? — обратился он к мадам Баллю.

— Да, пансион Симоне, улица Виоле 37, Гренель.

— Хорошо, мадам Баллю, даю вам слово, как только у меня появится немного свободного времени, я отправлюсь туда и все выясню!

Мадам Баллю рассыпалась в благодарностях и ушла, Эфросинья отправилась за тапочками, Айрис увела Дафнэ спать, а Жозеф, оставшись один, задумался о том, как бы ему получить завтра выходной.

«До вечера придется поработать, учитывая, что в субботу Виктор будет в разъездах, а Кэндзи уедет к своей возлюбленной… Значит, мне следует посетить сначала улицу Корвизар, а потом — Виоле… Не слишком ли это будет для одного дня?..»

Плавучую прачечную у Нового моста, искореженную в прошлом году ураганом, кое-как починили, и прачки снова отстирывали там белье. Неблагодарный труд! Роза Варле поняла это с самого начала, когда в середине лета нанялась в помощницы к гладильщице с улицы Пуллетье. С шести утра до поздней ночи мальчишка-подручный носил ей от хозяйки тонкое, среднее и грубое белье, которое приходилось сортировать, замачивать, намыливать, тереть, выжимать и складывать. Брюки, носовые платки, рубашки, простыни и полотенца она тщательно пересчитывала из опасения, что что-нибудь потеряется. Роза платила сорок сантимов за место в прачечной, пять сантимов за ведро, куда складывала выстиранное белье, а еще за аренду помещения для просушки — все это обходилось ей в сорок пять сантимов, а она зарабатывала три франка в день. Она знала, что к сорока годам превратится в развалину, ее будет мучить варикоз, и скорее всего она станет прикладываться к бутылке. Это произойдет, конечно, еще не скоро, однако, когда торчишь то у раскаленного котла, то на ветру у реки, рискуешь получить воспаление легких.

И все же Роза дорожила своей работой. Она нередко наблюдала потасовки между товарками, и старалась вести себя тише воды ниже травы, не поддаваясь искушению выпить абсента. А когда ей поручали отнести тюк чистого белья какому-нибудь холостяку, никогда не отвечала на заигрывания.

Зато ей нравилось танцевать, и она позволяла себе пропустить рюмочку абсента в субботу вечером с подругой Роландой. Именно там она в прошлом месяце танцевала с мужчиной, который ей настолько понравился, что она дала ему свой адрес. С тех пор каждый раз, возвращаясь домой на набережную Анжу 13, где снимала мансарду, Роза мечтала увидеть у подножия лестницы его широкоплечую фигуру. Не то чтобы она питала какие-то надежды, ей ведь уже приходилось слышать заверения в любви, а потом горько плакать, проснувшись в одиночестве в измятой постели. Да и мать ее ругала:

— Хорошо еще, что ты в подоле не принесла! Даю руку на отсечение, в Париже такая недотепа окажется в чьей-нибудь постели быстрее, чем любая уличная девка. Но учти, мы с отцом тебе такого не простим!

В сумерках остров Сен-Луи с его маленькими лавками, плохо освещенными пустынными улицами и окна со ставнями напоминал Розе родной город.

Она постояла немного, заглядевшись на судно, медленно двигавшееся к порту Берси. Будь у нее деньги, она зашла бы в таверну «Встреча моряков» и заказала мясные биточки и пирожок с рисом. А если бы повезло, могла бы завлечь какого-нибудь мужчину, и тот бы ее угостил. Она готова была лечь с кем-нибудь в постель, но при условии, что не придется сожалеть о последствиях.

Газовые фонари на мосту Марии отражались в черной воде. Розе нравились строгие и изящные арки, преданно охранявшие ее, покуда она стирала внизу белье. Ее взгляд упал на порт Сен-Поль, откуда мигали огромные глаза барж. Она уже хотела пересечь мощеный двор своего дома, когда кто-то преградил ей путь. Роза испуганно отпрянула.