Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса - Стивен Пинкер

И вновь опыт промышленной революции предвосхищает ситуацию в развивающихся странах в наше время. Кавита Рамдас, глава Глобального фонда для женщин, в 2001 году говорила:

Исследование в Бангладеш подтвердило, что женщины, занятые в швейной промышленности (как и мои бабушки в Канаде 1930-х годов), зарабатывают больше денег, позже выходят замуж, имеют меньше детей и дают им более качественное образование[256]. На протяжении жизни одного поколения трущобы, баррио и фавелы могут превратиться в пригороды, а рабочий класс стать средним[257].

Чтобы осознать долгосрочную выгоду индустриализации, необязательно принимать сопутствующую ей жестокость. Можно вообразить альтернативную историю промышленной революции: что было бы, если б современные критерии гуманности возникли раньше, фабрики не эксплуатировали бы детский труд, а взрослые работали бы в лучших условиях. Несомненно, в наше время в развивающихся странах есть предприятия, которые могли бы обеспечивать такую же занятость и оставаться в прибыли, но при этом обращаться с трудящимися более человечно. Давление со стороны партнеров по торговым переговорам и протесты потребителей во многих случаях уже значительно улучшили условия труда, да этот процесс идет и сам собой по мере роста благосостояния стран и их интеграции в глобальное сообщество (как мы увидим в главах 12 и 17, когда займемся историей охраны труда в нашем собственном обществе)[258]. Прогресс заключается не в принятии любой перемены как части неделимого набора. Нам не нужно однозначно решить, хороши ли промышленная революция и глобализация или плохи, с учетом всего, что им сопутствует. Суть прогресса – рассматривать каждый аспект некоего социального процесса по отдельности, чтобы понять, как нам максимально улучшить человеческую жизнь и при этом минимизировать негативные последствия.

Последняя и, как согласны многие исследователи, самая важная причина Великой конвергенции – это развитие науки и технологий[259]. Жизнь становится все дешевле, причем в хорошем смысле. Благодаря достижениям в производственных методах, час труда теперь может окупить больше, чем раньше, еды, здоровья, образования, одежды и стройматериалов, вещей первой необходимости и предметов роскоши. Менее дорогими становятся не только продукты и лекарства; дети теперь могут ходить в дешевых пластиковых сандалиях, а не босиком, а взрослые – совместно проводить досуг в парикмахерской или за просмотром футбольного матча, для чего им нужны только дешевые солнечные батареи и бытовые приборы. Что касается знаний в области здравоохранения, сельского хозяйства и бизнеса, тут новости еще лучше: они не просто дешевеют – они бесплатны.

Примерно половина взрослых во всем мире имеет сегодня смартфоны, а число абонентов сотовых сетей не уступает численности населения. В тех регионах, где нет дорог, городских телефонов, почтового сообщения, газет или банков, мобильные телефоны служат не только для того, чтоб делиться сплетнями и фотографиями котиков, – они важнейший источник достатка. Они позволяют людям переводить друг другу деньги, заказывать продовольствие, следить за погодой и рынками, искать работу, находить полезную информацию из области медицины или агрономии и даже получать начальное образование[260]. Исследование экономиста Роберта Дженсена с подзаголовком «Микро- и макрель-экономика информации» (The Micro and Mackerel Economics of Information) показало, как рыбаки в Южной Индии увеличили свою прибыль и снизили местные цены на рыбу, используя в море мобильные телефоны для поиска рынков с самыми высокими на текущий момент ценами, что избавило их от необходимости разгружать свой скоропортящийся улов в городках, где рыбы уже в избытке, тогда как другие окрестные городки оставались вовсе без рыбы[261]. В этом смысле мобильные телефоны превращают сотни миллионов мелких фермеров и рыбаков во всезнающих рациональных игроков на идеально работающих рынках из учебников по экономике. По некоторым оценкам, каждый мобильный телефон добавляет 3000 долларов к годовому ВВП развивающейся страны[262].

Благотворная сила знаний изменила правила мирового развития. Эксперты в этой области расходятся во мнениях по поводу целесообразности международной помощи. Кто-то считает, что она наносит больше вреда, чем приносит пользы, обогащая коррумпированные правительства и составляя конкуренцию местному бизнесу[263]. Другие приводят цифры, которые свидетельствуют, что разумно направленная помощь дает потрясающие результаты. Но, если эффективность передачи продуктов и денег вызывает разногласия, все единодушны в том, что передача технологий – лекарств, электронных устройств, семян и новых методик в сельском хозяйстве, бизнесе и здравоохранении – оказывается безусловным благом[264]. (Как говорил Джефферсон, «тот, с кем я делюсь своей идеей, обогащается знанием, не уменьшая при этом моего».) И хотя я уже много раз подчеркивал значимость ВВП на душу населения, ценность знаний сделала этот показатель менее пригодным для оценки того, что нам на самом деле важно, а именно качества жизни. Если бы в нижний правый угол рис. 8–2 я втиснул кривую Африки, она бы смотрелась не особо внушительно: конечно, она бы тоже шла вверх, но без экспоненциального взлета кривых стран Европы и Азии. Чарльз Кенни подчеркивает, что пологий подъем этой кривой не отражает реального прогресса Африки, поскольку здоровье, долгая жизнь и образование сейчас гораздо доступнее, чем раньше. И хотя в целом продолжительность жизни в более богатых странах больше (это соотношение называется кривой Престона в честь открывшего его экономиста), весь этот график постоянно сдвигается выше и выше, потому что все мы живем дольше вне зависимости от уровня своего дохода[265]. Два века назад в самой богатой стране мира (Нидерландах) ожидаемая продолжительность жизни составляла сорок лет, и ни в одной другой стране она не превышала сорока пяти. В наше время ожидаемая продолжительность жизни в самой бедной стране мира (Центрально-Африканской Республике) составляет пятьдесят четыре года, и ни в одной другой она не ниже сорока пяти[266].