Взводный - Александр Айзенберг

их укусила, что они согласны выполнять все мои приказы во время выхода к своим. Пока я вернувшись к себе решал свои задачи, началась срочная подготовка госпиталей к частичной эвакуации. К большому сожалению, эвакуировать всех раненых было физически невозможно, железная дорога оказалась уже перерезана, и оставалось только весьма ограниченное количество грузовиков. В кузова машин набросали матрасы для лежачих раненых, а кроме того забирали только тех, у кого был реальный шанс выжить. Всех тяжёлых пришлось оставить, и тут дело не только в том, что было неизвестно, выкарабкается такой раненый или нет, а в том,. что они точно не переживут эвакуацию. Предстояло минимум несколько дней постоянно находиться в движении, тогда как этим раненым требовался покой и уход. В санитарном поезде ещё можно было их вывести, вот только сейчас уже ни про какие поезда не могло идти и речи. Все всё прекрасно понимали, только поступить иначе не могли, с остающимися ранеными осталось и часть медперсонала, в основном все люди уже в возрасте. Я, когда об этом узнал, возмущаться не стал, а что толку, я ведь тоже им помочь не смогу, единственное, что я сделал, это написал на немецком языке три письма, для каждого госпиталя. В них я предупреждал немцев, что если они убьют наших раненых, то я открою охоту на их госпиталя и санитарные колонны, это было всё, что я мог сделать для остающихся. Понимаю, это практически ни что, но ничем другим, к моему большому сожалению, я им помочь был не в силах. Всех своих раненых я забрал с собой, не оставив ни одного.

Вечером следующего дня, когда окружение нашей армии было уже полным, мы выдвинулись. Набралось очень приличное количество народу и техники, был даже танковый батальон, правда танков там было на усиленную роту и в основном старые Т-26 и БТ. Радовало меня одно, на фоне этих событий мой персональный хомяк Хлынов урвал всего и много, а главное топливо, так что вся техника была заправлена под пробку, и с собой было почти на одну заправку, но я надеялся найти бензин в пути. Кроме самого штаба, с нами был и один стрелковый полк, причём в сен а машинах, так что ни кто тормозить меня не будет. Кстати, все трофейные легковушки, которыми я расплатился за свою ласточку были тут, даже проныра тыловик ехал на своём Опеле. Видимо их жабы не подписали в бухгалтерской отчётности списание недавно полученных немецких машин, а мне что, десятком машин больше, десятком меньше, разницы ни какой. К всеобщему удивлению мы двинулись не в сторону наших, а в противоположную, удаляясь от линии фронта. Пытаться сейчас пробиться к своим через немецкие порядки было дохлым номером. Будь у меня полк КВ и пара полков тяжёлой артиллерии с достаточным боекомплектом, то ещё можно было рассмотреть такую возможность, но с лёгкими танками и практическим отсутствием тяжёлой артиллерии это было нереально. Кстати, тот самый дивизион М-30 с трофейными тягачами, что у меня забрали, когда я вышел к своим, был тоже тут, и меня это радовало. Правда боезапас был только один, так что использовать его нужно было с умом. Мы двигались всю ночь, пока утром не остановились в большом лесу и в стороне от основных дорог, где и сделали привал. Тщательно замаскировав следы съезда колонны с дороги, я решил выждать тут несколько дней, пока всё не устаканится, да и разведка должна проверить предполагаемый маршрут выхода к своим. Раздав всем указания, что им делать, я сам с одной ротой своего батальона, переодевшись в немецкую форму, двинулся назад, было у меня одно дело в городе.

Небольшая немецкая колона из шестнадцати грузовиков и четырёх мотоциклов без происшествий достигла города к вечеру, правда в сам город она не вошла, остановившись на ночлег на опушке леса. В сопровождении четырёх своих бойцов, которые все знали немецкий, я двинулся в город, следовало проверить наши госпиталя. К сожалению, в данный момент в них находились уже немецкие раненые, как только немцы вошли в город, так сразу расстреляли всех наших раненых и оставшийся медперсонал. Мои письма, которые я оставил не помогли, что-ж в таком случае надо сразу дать ответку. Разделив свою роту на три части, я каждому взводу дал задание, а сам пошёл вместе с первым. В два часа ночи, когда все уже давно спали, мы начали. Легко сняв пару часовых из нестроевиков, мы проникли в госпиталь и принялись методично вырезать немецких раненых, зачищая одну палату за другой. Всё происходило тихо, без стрельбы, вместе с ранеными, вырезали и медперсонал, мои бойцы в немецкой форме не вызывали подозрения, так что всё происходило тихо. К своему несчастью, гавврач этого госпиталя остался здесь на ночь, вот в конце я с ним и встретился, причём в его кабинете. Я как раз проходил мимо кабинета главврача, где был буквально день назад, когда дверь открылась и на пороге показался немец в белом халате поверх кителя. Не раздумывая не минуты, я сильным ударом отбросил его назад, в глубь кабинета, после чего зашёл туда сам.

— Оберлейтенант! Вы что, сума сошли⁈ Вы знаете, что с вами будет за нападения на старшего по званию⁈

— Абсолютно ничего мне не будет господин доктор.

— Кто вы?

Я хоть и говорил на немецком, но мой акцент выдавал меня с головой, вот немец и сообразил, что я не тот, за кого себя выдаю.

— Капитан Прохоров.

— Что вам здесь надо, здесь госпиталь, тут только раненые.

— Я знаю господин доктор, вчера, когда мы покидали город, я оставил в трёх наших госпиталях, в которых нам пришлось оставить тяжелораненых, три письма с предупреждениями для немецких солдат. Сегодня я специально вернулся в город проверить, что с нашими ранеными, так вот, они все вместе с оставшимся медперсоналом расстреляны. Вот я и пришёл выполнить свою угрозу.

— Какую угрозу?

— Я обещал адекватно ответить в случае, если с нашими ранеными что-то случится. Сейчас мои бойцы солдаты заканчивают вырезать размещённых здесь ваших раненых и ваш медперсонал, как говорится, кровь за кровь.

— Но это дико!

— Согласен, дико, вот только ваши солдаты спокойно обстреливают, бомбят, и расстреливают наши госпиталя и раненых, а также мирное население. Вот я пришел показать вам, что любая палка о двух концах, но я заговорился с вами господин доктор, пора заканчивать.

— Но подождите…

Немец не успел договорить, достав свою лопатку, которая была заточена до бритвенной остроты, я крутнувшись нанёс сильный и быстрый удар, которым просто перерубил немцу шею, так что его голова упав на пол, покатилась в сторону. Из шеи ударил фонтан крови, и спустя несколько мгновений обезглавленное тело немца рухнуло на пол. Тут показалась пара моих бойцов, кликнув их, я приказал им усадить тела за стол, а сам подняв за волосы голову немца поставил её на стол, лицом к двери. Затем взяв лист бумаги, я написал на немецком:

'Немецкие солдаты и офицеры, я вас предупреждал, не смейте трогать наших раненых, вы не послушались и теперь вам придётся отвечать за это. С этого момента мы начнём планомерно вырезать ваши госпиталя и санитарные колоны. Кровь за кровь.

Капитан Прохоров.'

Положив на стол лист так, что бы его не запачкала кровь из обрубка шеи, я вышел из кабинета главврача, закрыв за собой дверь. К утру мы все собрались на месте стоянки, у всех прошло тихо, без шума и стрельбы, и три госпиталя были полностью вырезаны вместе с ранеными и персоналом. Быстро поев, мы двинулись назад, надо было удалиться на достаточное расстояние, пока не поднялась тревога. Двигался я не к отряду, а в противоположном направлении и в сторону фронта. Отойдя на пару десятков километров, я встал в сторонке, и когда через несколько часов на дороге показалась санитарная колонна немцев, то выстрелами зажигательных пуль поджёг все грузовики. До самого вечера мы двигались в сторону фронта при этом уничтожив ещё пару санитарных колон и одну колону снабжения, после чего свернули в сторону, замаскировав следы своего съезда с дороги. Мне понадобилось полтора дня, что бы вернуться назад, но в лагере всё было спокойно. Крупных немецких частей не было, так, несколько мелких прошли мимо и их не трогали, что бы не привлекать к себе внимание. За это время к нам прибилось почти две сотни окруженцев, их, после соответствующей проверки включили в подразделения.

А тем временем в Тернополе все стояли на ушах,