Полет орла - Валентин Пронин

Собравшись, пришли к Кутузову и решились обеспокоить главнокомандующего. Адъютант зажег свечу. Стукнулся бережно к недавно задремавшему старику. Горница была просторная, поблескивал в полумраке и мигал лампадкой большой кивот. Спустя время, опухший, грузный Кутузов без сапог, в войлочных обрезках от валенок, появился из душно натопленной спаленки. Увидев заляпанного грязью посланца, Толя и Коновницына, Кутузов попросил адъютанта набросить ему на плечи мундир.

Болговский кратко сообщил об уходе Наполеона из Москвы и протянул донесение Дохтурова. Повернувшись к образам, Кутузов медленно перекрестился, из единственного глаза выкатилась слеза.

– Благодарю тебя, Господи! – сказал, всхлипывая, Кутузов. – С сей минуты спасена Россия.

Заслуга Сеславина была не только в том, что он своевременным извещением спас от гибели войска Дохтурова, которые должны были атаковать отряд некоего Бруссье, а натолкнулись бы неожиданно на всю наполеоновскую армию. Главная его заслуга состояла в том, что открытие партизана дало возможность остановить врага у Малоярославца и принудить деморализованную, голодную толпу французов отступать по разоренной уже Смоленской дороге. Именно этой дорогой Наполеон пришел в Москву.

С того времени фельдмаршал называл гвардейского капитана не иначе, как «Александр Никитич». Современники высоко ценили подвиг Сеславина. Теперь Сеславин нередко шлет свои донесения непосредственно Кутузову. И это не считается нарушением субординации. Посланец Дохтурова Болговский, вернувшись в армию, рассказывал обо всем сослуживцам: «Вряд ли кто имел дотоле счастие оказать более блестящую услугу государству, как не он, Сеславин».

Армия Наполеона отступала. Шли даже ночью, употребляя для освещения взятые в Москве фонари. Только отдельные подразделения, вроде вымуштрованных гвардейцев или конной артиллерии, соблюдали относительный порядок. Остальные брели нестройными толпами, часто вступая в драки и перепалки друг с другом. Большинство солдат «Великой армии» кормилось лошадиным мясом, без хлеба и каких-либо других съестных припасов. Они сжигали по пути все селения, которые были еще целы. Убивали случайно встретившихся крестьян без различия: стариков, детей, женщин. Пленных, русских солдат, которые слишком устали, прикалывали штыками.

Отряды партизан постоянно передвигались с флангов растянувшейся армии Наполеона, тревожа ее внезапными набегами, обстрелами, затрудняя движение, захватывая отставших. Опережая врага, партизаны разрушали на его пути мосты и переправы, уничтожали заранее заготовленные запасы продовольствия и фуража. Иногда истреблялись целые отряды наполеоновской армии. Действия «летучих» партизанских партий, как их тогда называли, наносили французам невосполнимый урон.

Сеславин со своими сподвижниками особенно тщательно наблюдал за направлением той или иной части противника и тотчас направлял уведомления в штаб Кутузова.

Партизан часто располагал сведениями, недоступными полковой разведке. Накануне Сеславин, концентрируя имеющиеся у него сведения о видимых намерениях неприятеля, диктовал своему молодому другу Габбе, ставшему кем-то вроде секретаря командира.

Кутузов берег армию. Помня о Бородинской битве, об упорном сражении за Малоярославец, он опять медлил, побуждал к постоянным действиям партизан – как армейских, так и собранных из крестьян. Кутузова (как некогда Барклая де Толли) упрекали в нерешительности, в преступной медлительности. Некие титулованные особы, мечтающие о славе, блеске и особенно успехе при дворе, писали возмущенные письма императору Александру, и он в своих посланиях старому фельдмаршалу нередко выражал неудовольствие таким отсутствием блеска и бравады. Ни Александр, ни окружавшие его европеизированные псевдопатриоты не думали о жизнях русских солдат. В своем кругу они по-прежнему привычно предпочитали французский, соглашаясь платить шутливые штрафы за каждое французское слово. Штрафы накапливались значительные. Светлейший раздражал отсутствием батальной красивости и парадности в действиях русской армии.

Но старый фельдмаршал оставался непоколебим. «Всё это развалится и без меня», – с насмешливым равнодушием говорил он об отступающих французах и предоставлял партизанам уничтожение голодающей и замерзающей толпы захватчиков.

Следуя за отступающим неприятелем, Сеславин впереди русского авангарда подошел к Вязьме.

Вся дорога до Вязьмы была устлана трупами захватчиков. Французов настигали повсюду, стоило им немного зазеваться, потерять осторожность, отдалиться от основных сил. «Великая армия» ежедневно теряла сотни солдат и офицеров, уничтоженных или взятых в плен партизанами.

Наполеон с гвардией прошел Вязьму насквозь, оставив в арьергарде корпус маршала Нея. В городе стояли также корпуса вице-короля Евгения Богарнэ и поляки князя Понятовского. Рядом, за селом Федоровским, скопились огромные обозы, которые конвоировал корпус маршала Даву.

По заранее утвержденному главнокомандующим плану Ермолов с казаками и артиллерией атаковал приотставший конвой Даву. Русский авангард под командованием Милорадовича ударил на корпус Нея. Ввязались в сражение войска вице-короля и поляки Понятовского. На помощь Милорадовичу прибыли дивизии генерала Олсуфьева и немецкого принца Евгения Вюртембергского, сражавшегося в русской армии против Наполеона. Разгорелся ожесточенный бой, длившийся с переменным успехом.

Не выдержав подобной смерчу яростной казачьей атаки, Даву бросил обозы и отошел за Вязьму, неся большие потери. Попятились к городу и остальные французские войска.

Вечером к кавалерии Милорадовича казакам Платова и конногренадерам Ермолова присоединились два пехотных полка – Белозерский и Перновский. Ожидалось, что с утра французы снова выйдут навстречу русским, попытаются отбить обоз.

На следующий день, посовещавшись с командиром Перновского полка, Сеславин на своем стройном светлосером черкесском коне въехал в занятый неприятелем город. На окраине его не было выставлено никаких постов. Никто не готовился к сопротивлению.

Сеславин увидел опрокинутые фуры, брошенные посреди дороги зарядные ящики, неубранные трупы людей и лошадей. На улицах паника и смятение, не исключавшие местами драки из-за каких-нибудь вещей или куска хлеба. Торопясь, французы покидали Вязьму, поджигали дома, на скорую руку грабили имущество жителей. Ругань и проклятия раздавались повсюду.

Сеславин беспрепятственно проехал две улицы, на него не обращали внимания. Иногда мимо проскакивали какие-то озабоченные всадники, маневрируя между брошенных повозок обоза.

– Мосье… господин офисье… O, main Gott! – услышал он вдруг испуганный женский голос, на разных языках обращавшийся, по-видимому, к нему. – О, господин лё рюсс… Мосье лё рюсс офисье…[22]

Сеславин въехал во двор небольшого дома с распахнутыми воротами и входными дверями. На крыльце стояла молодая привлекательная дама в пестром платье, перетянутом по тонкой талии лакированным поясом. Из-под нарядной шляпки на плечи даме ниспадали завитые белокурые волосы. Она обращалась к нему по-французски и по-немецки, но, кажется, понимала и по-русски. Дама всхлипывала и театрально ломала руки.