Убивая Еву - Люк Дженнингс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ричард, умоляю, не держи меня за идиотку, Триада не мочит туристов. Эта сучка убила Саймона так же, как Кедрина и остальных. Я видела его тело, он был почти обезглавлен.
Эдвардс отпирает машину. Пару секунд стоит, опустив голову.
– Ева, пообещай мне одну вещь. Если ты найдешь ее, то не станешь подходить к ней даже близко. Я серьезно говорю.
Она отводит в сторону лишенный выражения взгляд.
– И это оружие, на ношении которого ты настаиваешь. Не думай, что если пару раз прилично отстрелялась в тире, то можешь идти на самостоятельный риск. Это не так.
– Ричард, эти десять дней в Девере я провела именно потому, что она знает обо мне все. Убийство Саймона было посланием лично мне. Она заявила: я могу убрать тебя или людей, которые тебе небезразличны, тогда, б…дь, когда захочу… – Ева похлопывает по висящей на боку кобуре. – Я увидела, на что она способна, и мне надо быть начеку, только и всего.
Он качает головой.
– Мне вообще не следовало тебя впутывать. Это была огромная ошибка.
– Но я уже впуталась. И сейчас единственный способ раз и навсегда покончить с этим – разыскать ее и уничтожить. Так что позволь мне продолжать.
Она шагает обратно в тир. Ричард провожает ее взглядом, потом садится в «Мерседес», включает зажигание вместе с дворниками, и машина трогается с места.
Вилланель пробуждается посреди теплого клубка тел. На краю кровати лежит на животе Анна-Лаура, ее волосы – вихрь медового цвета, загорелая рука – плашмя поперек груди Кима. В отличие от Анны-Лауры, которая вся состоит из расслабленных изгибов, Ким даже во сне по-рысьи изящен. Его худощавое утонченное лицо указывает на франко-вьетнамское происхождение, руки и ноги – цвета слоновой кости, и в утреннем свете их мускулатура вырисовывается особенно четко.
Отделившись от них, Вилланель направляется в ванную и принимает душ. Потом, оставаясь обнаженной, бесшумно идет в кухню-столовую, засыпает в кофейник смесь «На Лазурном берегу» из «Эдьяра» и включает керамическую конфорку. Стеклянная дверь в конце кухни ведет на небольшую террасу, и Вилланель ненадолго выходит на воздух. Сейчас сентябрь, и Париж лучится светом умирающего лета. Горизонт покрыт бледной дымкой, на соседней крыше воркуют голуби, а с рю де Вожирар шестью этажами ниже доносится приглушенный рокот уличного движения.
Эта квартира с одной спальней досталась Анне-Лауре по наследству пять месяцев назад, и своему мужу Жилю, высокопоставленному чиновнику Казначейства, она говорит, что уединяется здесь для «письма» и «размышлений». Даже если Жиль полагает, что подобные занятия плохо вяжутся с ее образом, и подозревает, что квартира используется для более активных занятий, он ничем этого не выдает, поскольку сам недавно завел любовницу. Секретаршу, если быть точнее, – неприметную и лишенную элегантности женщину. В обществе с ней не появишься, но зато она, в отличие от Анны-Лауры, обходится без лишних вопросов и не критикует его.
Вилланель стоит на террасе, глядя на город, пока до нее не доносится шипение закипающего кофе. В спальне начинает шевелиться Анна-Лаура, ее сонные пальцы возобновляют знакомство с резкими очертаниями тела Кима. Ему двадцать три, он танцует в балете парижской Опера. Анна-Лаура и Вилланель познакомились с ним двенадцать часов назад на пьянке у одного модельера. Чтобы увести его оттуда, хватило трех минут.
Анна-Лаура садится верхом на Кима, уперев ладони в его мускулистые бедра и полузакрыв глаза. Поставив поднос с кофе на ночной столик, Вилланель убирает с шезлонга разбросанную одежду и по-кошачьи устраивается на мягком брокате. Она любит смотреть, как ее подруга занимается сексом, но сейчас Анна-Лаура получает удовольствие не по-настоящему: наигранно стонет, тяжело дышит, отбрасывает руками волосы. Это спектакль, и, судя по пустому лицу Кима и делано старательному подмахиванию бедрами, он на это не покупается.
Поймав его взгляд, Вилланель подтягивает колени вверх, раздвигает ноги и начинает медленно и демонстративно ласкать себя пальцем. Анна-Лаура не обращает на это зрелище никакого внимания, но Ким таращится, не отрывая глаз от ее промежности. Вилланель отвечает на его взгляд, по страдальческому выражению лица замечая, как он старается сдерживаться, и наблюдает содрогания его оргазма. Через пару секунд Анна-Лаура жалобно вскрикивает и тихо опадает на него.
Вилланель в шезлонге поднимает руку и облизывает палец. Секс дает ей лишь мимолетное физическое удовлетворение. Куда более возбуждающим ей кажется смотреть в глаза другого человека и осознавать – подобно кобре, качающейся перед загипнотизированной жертвой, – что она контролирует всё. Но эта игра тоже со временем приедается. Люди капитулируют с такой легкостью.
– Кто-нибудь хочет кофе? – спрашивает она.
Через полчаса Ким отправляется на свои балетные занятия, и Вилланель с Анной-Лаурой сидят теперь вдвоем на террасе. На Анне-Лауре – шелковое кимоно, а на Вилланель – зауженные джинсы и свитер от «Миу Миу», волосы собраны в неопрятный пучок. Обе – босиком.
– Жиль тебя еще трахает? – спрашивает Вилланель.
– Время от времени, – отвечает Анна-Лаура. Она достает сигарету из лежащей рядом пачки и щелкает золотой зажигалкой «Данхилл». – Он, наверное, боится, что если вообще перестанет, то я что-то заподозрю.
Они сидят молча. Перед ними – вид на крыши Шестого округа в безмятежном утреннем свете. Это роскошь – иметь возможность вот так сидеть, коротая утро за болтовней о пустяках, и обе женщины это знают. В шести этажах отсюда, на улице, люди бегут на работу, дерутся за такси, втискиваются в автобусы и вагоны метро. Финансовые потребности Анны-Лауры и Вилланель надежно обеспечены, поэтому они свободны от участия в этой рутине. Могут спокойно рыться в магазинах винтажной одежды в Марэ, обедать в «ям’Ча» или «Кристалле» и делать прически у Тома в салоне красоты «Карита».
Со свинцового неба над Лондоном вот-вот польет дождь. В офисе над станцией «Гудж-стрит» Ева Поластри выдергивает из копира кусок зажеванной бумаги и задвигает лоток, но индикатор сбоя все равно продолжает мигать.
– Чтоб ты сдох, – бормочет она и тыкает на «вкл./выкл.». Ева пользуется пятнадцатилетним копиром, поскольку сканер приказал долго жить и теперь стоит на полу, ожидая, когда она рано или поздно о него споткнется. Она запрашивала новое офисное оборудование или хотя бы деньги на ремонт, но дальше туманных обещаний с Воксхолл-Кросс дело не пошло, а учитывая хитровыдуманную схему финансирования операции, особых надежд она не питает.
Сегодня к Еве присоединятся двое новых коллег, оба мужчины. Ричард Эдвардс назвал их «парой находчивых малых», а это может означать что угодно. Навскидку можно предположить, что звезд с неба они не хватают, к тому же – с дисциплинарными проблемами, из-за чего не смогли приспособиться к порядку и иерархии мира разведслужбы. В любом случае они вряд ли воспримут Гудж-стрит как продвижение по карьерной лестнице.
Ева бросает взгляд на обшарпанный металлический стол, который прежде занимал ее заместитель. Все его вещи – термос, чашка для ручек с Кайли Миноуг, сувенирный снежный шар – стоят в том же беспорядке, что и при нем, она ни разу ни к чему не прикоснулась. Глядя на этот покрытый пылью набор, Ева ощущает безграничную усталость. Раньше ее миссия была предельно ясна, цели четко сформулированы. А сейчас, через три месяца после гибели Саймона, на нее надвигается парализующая неопределенность. Раньше ее задача имела четкие контуры, а сейчас они утратили строгость, стали такими же размытыми, как вид из грязного окна офиса.