Бояться нужно молча - Мария Британ

– Не заставляй… – молю я.

Вот бы превратиться в колосья. Слиться с небом. Рассеяться на ветру. И никогда-никогда не нажимать на спусковой крючок.

Ник без маски, но Альба не узнает его. Наша нить по-прежнему меня душит.

Мы обдумываем произошедшее. Светает. Алые струйки крови на шее сущности все заметнее. Все заметнее нож, прячущийся в колосьях. Все заметнее моя дрожь.

– Тебе бы кармы, – одними губами произносит Ник. – Где рюкзаки?

– Я оставила их там…

– Ждите.

Парни растворяются в утренней дымке. Я бы пошла за ними, только вот силы давно растворились в красном свечении индикатора. Мы с Альбой бережем хрустальную тишину, но когда ребята возвращаются, она разбивается.

– Давайте похороним его, – предлагает Ольви.

– Ты серьезно? – изумляется моя бывшая подруга.

– У тебя другие предложения?

– Например, отдать труп Утешителям.

Вот всегда ты такая правильная. Аж зубы сводит.

Здравствуй, девятилетняя девочка. Ты по-прежнему не умеешь спорить.

– Нет. Мы его похороним, – вмешивается Ник.

– Вы хоть слышите, что…

– Похороним. – Я собираю крохи самообладания и улыбаюсь Ольви.

Для него это важно. Важнее, чем для нас – не поседеть.

– Вы сошли с ума, – обреченно вздыхает Альба. – Трупы увозят в первый блок. Вас обнулят!

– Больше девяти гигов не снимут, – пожимаю плечами я. – Это же не убийство.

– Хорошо, – сдается та. – Но у нас нет лопаты.

– Отнесем его в деревню, – предлагает Ольви. – Здесь недалеко. Мы дошли до нее, когда гуляли.

Гуляли.

– А почему так долго? – рычу я. Если бы они вернулись чуть-чуть раньше, ничего бы не произошло.

До смешного глупо. До слез страшно. И горько. Если бы необратимость была напитком, то однозначно кудином[10].

– Я решила передохнуть, – признается Альба. – Не думала, что скажу это, но… мне действительно жаль, Шейра. Ты не виновата, что они прочитали… тот день.

– Какой день? – недоумевает Ольви.

– Неважно, – поспешно отвечаю я.

– Где твоя маска, Матвей? – неожиданно спасает меня от объяснений Альба. – Если честно, я удивилась, что ты без нее.

– Почему? – напрягается Ник.

– Ты же за анонимность.

– Потерял. Они появились слишком… внезапно. Я не успел ничего сделать. А когда эти твари приняли мой облик, мне пришлось следовать за ними.

Я восполняю запас и надеваю маску. Теперь никто не заметит, что я на грани. Поле наливается пронзительным светом. Ник берет сущность на руки. Я стараюсь не смотреть, но взгляд вновь и вновь натыкается на окровавленную шею.

Его убила не ты. Не ты.

Мы идем медленно. Я гадаю, что ждет нас в третьем блоке, и отчаянно избегаю мыслей о недавних событиях.

Впереди темнеет деревня.

Двухэтажные коробки пропитаны влагой. По стенам ползет мох, разбавляя зеленью серость стен. Дома жмутся к потрескавшейся дороге, как мухи к липкой ленте. Селение окружают шпили-датчики, протыкающие хмурые облака. Я помню, как работают такие заборы. Он не впустит нас в деревню… Не впустит здоровыми.

Когда Элла была ребенком, а я – семнадцатилетней искательницей приключений, мы пытались пробраться в лабораторию родителей, окруженную похожими шпилями. Хотели обрадовать маму с папой. Благо, нас остановил охранник. В тот же день мы выслушали лекцию о том, что чужим людям путь в лабораторию заказан. Те, у кого в индикатор не вшита специальная программа, обнуляются за считаные секунды.

Мы замираем перед похрапывающим мужчиной. Он положил локоть на связной ящик и прислонился к шпилю. На улице пустынно. Еще бы, в такую-то рань.

– Кхм, – как можно громче кашляет Ник. – Доброе утро.

Незнакомец подпрыгивает и едва не сносит кулаком связной ящик.

– Зачем же пугать, а? Че надо?

– Комната, – устало заявляет Альба.

Дрожь в пальцах, тяжелое дыхание… Как бы она ни бодрилась, новый индикатор пока не прижился.

– И похороны, – подхватывает Ольви.

Мужчина косится на окровавленную сущность.

– Кто его так?

– Те, кому нечего терять, – цедит Ник.

– А как докажете, что это не вы? – хмыкает незнакомец, вытаскивая из-за пояса нож.

– Послушайте, – умоляет Ник. – Мы не сделаем ничего плохого. Обещаем, к вечеру нас здесь уже не будет.

– Его убила банда сущностей. – Ольви прикасается ладонью к внешней стороне шпиля.

– Они, наверное, из сорок второй деревни. Здесь таких тьма-тьмущая, вот мы и раскошелились на забор, – чешет затылок мужчина.

– И их не увозят в третий блок? – поражаюсь я.

– А на кой ляд им новые пациенты? Кушетки разве что занимать. Пока твари не лезут в город, их не трогают…

– Ну что? – теряет терпение Ник. – Впустите нас? Мы готовы заплатить кармой.

– Мне твоя карма сто лет не нужна! А вот если едой отблагодаришь, буду не против. Нам сюда присылают кашу строго по графику, но некоторым этого мало.

– Без проблем, – соглашается Ник. – Шейра, ты вроде бы держишь связь с Киром.

– Да, я все улажу.

Мне по-прежнему больно, неестественно больно с ним разговаривать.

– Тогда милости просим, гости дорогие! – расплывается в улыбке мужчина. – Меня Грэди звать.

Он вводит пароль на маленьком экранчике в шпиле, и тот издает скрипящий звук.

– Чего стоите как не родные?

Мы семеним вслед за охранником. Негостеприимный забор пропускает нас, но я все равно слежу за светло-зеленым свечением, проступающим сквозь рукав толстовки.

– Я вас отведу к Эмили и ее мужу. У них комната есть. – Грэди сбавляет скорость и переходит на шепот: – Специально для их дочурки детскую отстроили. Только вот забрали деваху два года назад. Она здоровенькой родилась, но в пять лет заболела планемией. Эмили надеется, но мы-то понимаем, что в третий блок просто так не увозят. Не вылечится девчонка.

Мы пробираемся через зигзаги простыней на веревках, изогнутых, как спины балерин. Вдыхаем аромат цветов и стирального порошка, слушаем приветственный собачий лай. Мол, на липкой ленте есть место для новых мух. Радуйтесь.

Сухие умершие деревья тянутся к небу, будто молнии, бьющие вверх.

Мы останавливается у ничем не примечательного дома. На пороге, прислонившись виском к распахнутой двери, курит женщина. Ее волосы растрепаны, а блеклый взгляд не выражает ни радости, ни печали. Она, как и я, давно мертва.