Гибель красных богов - Александр Проханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чекист достал граненый стакан, наклонил банку, сцедил сквозь марлю желтоватый раствор, протянул Белосельцеву. Тот с удовольствием выпил вкусный, слегка игристый, сладко-кислый настой, напомнивший ему время, когда подобные грибы стояли почти во всех семьях, и бабушка ухаживала за грибом, гордилась его произрастанием и отменным вкусом.
– Желаю удачи, – Чекист пожал ему руку. Уходя, Белосельцев взглянул на банку, и ему показалось, что слоистый, состоящий из множества губ, клейкий гриб улыбнулся ему сквозь стекло.
Белосельцев был готов осуществлять возложенную на него миссию. Связывался с помощниками, порученцами, заместителями высших представителей государственной власти, которые были предупреждены о его звонках. Узнавал от них время и цели поездок, в которых ему предстояло участвовать. С Главкомом он отправлялся на военные учения в Белоруссию. С Прибалтом, министром и крупным партийным начальником – в атомный город в прикаспийской пустыне. С Премьером – на атомный полигон в Семипалатинск. С Профбоссом, правой рукой Первого Президента, – на космодром Байконур. С Зампредом, которого почитал и любил, – на Новую Землю.
Он был внесен в бортовые списки, включен в график поездок. Теперь же направлялся к Партийцу, намереваясь выяснить, готова ли партия в «час Икс» выполнить роль организатора народных масс.
При входе в сумрачное здание Центрального Комитета партии Белосельцев миновал пост охраны, где строгие, с синими погонами офицеры безопасности просмотрели его документ. Неохотно, с отчужденными, недоверчивыми лицами пропустили его внутрь огромного, тяжелого здания. Он прошел по петляющим коридорам старого доходного дома, где когда-то в номерах отдыхали заезжие в Москву чиновники, купцы, разорившиеся дворяне, подавались самовары, штофы с вином, захаживали девицы легкого поведения, выставлялась за порог нечищеная обувь постояльцев, а теперь на высоких, одинаково равнодушных дверях висели чопорные таблички с именами известных партийцев и сотрудников их аппарата. В коридорах было пустынно, как на паперти закрытого храма. Лишь изредка тихие, невзрачные люди с папками, как тени, скользили вдоль стен. По стеклянному рукаву он перешел в новое здание, блистающее дорогим полированным деревом, с быстроходными комфортными лифтами. Пожилой помощник ввел его в кабинет, и навстречу ему, добродушный, загорелый, с крепким лысоватым лбом, поднялся Партиец.
– Какие люди! Какие умы! – приветствовал его дружески-фамильярно хозяин кабинета, сильно сжимая ладонь, беря под локоть, усаживая на удобный стул лицом к огромному прохладному окну, за которым в летнем цветении открывался Кремль. Мокрое золото, белый камень, влажно-алый кирпич в сочных зеленых купах. Казалось, Кремль строился веками, убелялся дворцами и храмами, фресками и поливными изразцами только для того, чтобы услаждать взор обитателя кабинета.
– Ваша статья, Виктор Андреевич, об оборонном сознании внимательно прочитана в ЦК. Открою секрет, у меня был разговор с Генеральным. «Это что же? – спрашивает. – Призыв к военному перевороту?» Пришлось его убеждать, что это трезвая и смелая аналитика.
Партиец нажал на кнопку, вызывая кого-то. Попросил кофе и «чего-нибудь сладенького, пожевать». Белосельцев подумал, что сейчас увидит крепкого, молодого помощника, из тех, что, по словам Чекиста, стоят за спиной каждого государственника, «эзотерического гвардейца Андропова». Но в кабинет с улыбкой вошла милая, сдобная женщина, внесла поднос с кофе, вазочку с сахаром, блюдо со множеством маленьких аппетитных печеньиц.
– Мне удалось заинтересовать Генерального вашими идеями. Полагаю, сейчас самое время положить ему на стол вашу записку об «организационном оружии». По-моему, он готов прочитать.
На маленьком столике плотно стояли телефоны. Несколько белых, как из кости, с металлическими гербами. Черные, красные, зеленые, с дисками и без. Телефонные шнуры изгибались вниз, исчезали в стене. Белосельцев зорко проследил направление шнуров, расположение аппаратов. В телефонах закрытой связи, скрученная в жгуты, таилась информация о заговоре, имена заговорщиков, списки и адреса участников. Шнуры сквозь стену уходили наружу, превращались в синий изгиб реки, в переполненную машинами набережную.
Но в кабинете было спокойно, веяло достатком, организованным обилием и порядком. Нарядный Кремль в зеркальном окне, блеск аппаратов, кружевная бахрома передника на груди миловидной служанки.
– Он ведь тоже понимает трагичность положения, – продолжал Партиец. – Потеря управляемости, распад окраин. Мы должны оттеснить от него дурных советников, окружить настоящими государственниками. Ему непросто совмещать роль Генсека и Президента, здесь есть свои тонкости.
Белосельцев глотал терпкий кофе, смотрел на далекий изгиб реки, мерцавший сквозь башни и главы.
– Неужели вы не видите, что вас уничтожают? – Белосельцев, как от боли, сморщился от собственных слов, глядя на молчащие телефоны с гербами, на свисающие вниз провода, по которым слабо сочились ручейки заговора. – Партию умерщвляют, и она вот-вот исчезнет, как дым. Ее три года, словно растение, извлекают из почвы, отряхивают землю с корней, отламывают ветку за веткой, кладут иссыхать на солнце. Она уже исчахла, и скоро ее бросят в огонь. Я вам писал о механизме истребления партии, поэтапного отключения ее от власти. У вас была абсолютная власть над территориями, народом, ресурсами, но у вас не было иммунитета перед инъекциями «оргоружия». В самый центр, в мозг партии, ввели чужой гормон, горстку людей, которая несла болезнь и смерть. Эта горстка расплодилась и наполнила все структуры. Вам вывели лидера, взрастили его в инкубаторе и пересадили в ЦК. Как зачарованные, вы слушаете его упоительные песни и идете в пропасть. Сначала вас обвинили в кровавых грехах сталинизма, и народ ужаснулся вам, как палачам. Потом вас упрекнули в мздоимстве, и народ возненавидел вас, как воров. Потом вас ткнули носом в неудачи хозяйственной деятельности, и вы прослыли растяпами и лентяями. Потом вас уговорили добровольно отказаться от власти, и вы оказались ненужными. Теперь вас обвинят в попытке незаконно вернуться к власти, натравят на вас народ и уничтожат. Вы лишены иммунных систем, и вам грозит смерть.
– Во всем, что вы говорите, много правды, – Партиец соглашался, многозначительно покачивал крепколобой головой. Однако было видно, что он обладает высшим, более полным, чем то, которым владел Белосельцев, знанием. – Мы терпеливо, сознательно допускаем критику в наш адрес. Сознательно отказались от абсолютной власти и создали оппозицию. Если угодно, мы создали себе противников, и это не слабость, а сила. Мы предоставили народу право выбирать между нами и оппозицией, и народ уже прозревает, уже видит, кто друг, а кто враг. Народ обмануть невозможно. Он сделает правильный выбор.
– Вас будут вешать на фонарях, – тихо сказал Белосельцев. – Вами станут пугать детей. Вас загонят в подполье, – Белосельцев мучился, глядя, как в ослепительном блеске реки темнеет кораблик и лучатся кресты. – «Оргоружие» уже проверено в Европе, сработало в Прибалтике, в Грузии. Существуют компьютерные модели вашего уничтожения. Ко мне приходят американские аналитики, разведчики, вынюхивают, выспрашивают, вводят поправки в эти жестокие модели. Неужели не чувствуете, что вот-вот случится непоправимое?