Закон оружия - Сергей Дышев

Я прикрыл глаза, не хотелось ни о чем думать, но реальность напомнила о себе. Сначала – я сам вспомнил, что забыл предохраниться. Пата все поняла по моему выражению.

– Я вчера прошла тест на AIDS. Все нормально…

– А я разве чего сказал? – поторопился продемонстрировать я полное душевное спокойствие и попросил то, что меня давно подмывало. – Можно я буду называть тебя Пат?

– Конечно, можно, если тебе приятней.

– У одного из героев писателя Ремарка была девушка, которую он очень любил, ее звали Пат – Патриция…

– У этой любви счастливый конец?

– Да, конечно, а как же иначе? – соврал я.

И тут вновь вмешалась пресловутая, холодная реальность. Я совершенно забыл о Марии. Но она, благослови ее, и только ее, Пресвятая Дева Мария, сама напомнила о себе.

Телефон зазвонил, как говорят в таких случаях, требовательно.

Здесь, у черта на куличках, звонок прозвучал нереально, будто с того света.

Я посмотрел на упругое оливковое бедрышко, на котором лежала моя рука, девушку, доверчиво прижимавшуюся ко мне, почти ведь приручил… Мелькнула мысль, может, не поднимать трубку? Но телефон надрывался, разрывая в клочья мое терпение.

– Yes! – сказал я.

– Это Мария!

– А, привет, – ответил я расслабленно, скосив глаза на Пат. – Ты еще в Паттайе?

Моя гостья сделала вид, что звонок ее не интересует, хотя сразу поняла, что я разговариваю с женщиной.

– Я внизу!

– Где внизу?

– Проснись, я в вестибюле твоего отеля!

Я потерял дар речи.

– Ты же должна была…

Она бросила трубку.

Пат вопросительно посмотрела на меня. От волнения я заговорил на русском:

– Eto moya zsena! – Пат, кажется, поняла. Тут я и по-английски вспомнил: – Это моя знакомая, она внизу.

Она вспыхнула, стремглав бросилась одеваться. Через пять секунд мы были одеты: долго ли в жаркий сезон.

Раздался убийственный стук. На Пат было жалко смотреть. Меня же стал разбирать смех. Ну какого черта, спрашивается, Мария оказалась здесь, а не в Паттайе? Неужто следит? На старого козла довольно простоты?

Я открыл дверь. Мария, насмешливо глянув на меня, вошла с видом хозяина положения. Я пошел следом, представляя, какое сейчас будет выражение лица новой гостьи.

– Да, я не теряю времени даром! – поспешил я опередить реакцию Марии.

– Я вижу, – даже не кивнув Пат, произнесла она. – Из какого борделя ты ее вытащил?

Бедная Пат напряженно улыбалась.

– Не хами. Эта девочка не сделала тебе ничего плохого.

– Зато тебе много хорошего. – Она кивнула на кровать, наспех заправленную.

– Ты никак приревновала? – поинтересовался я, закуривая. – Хочешь выпить?

Она промолчала, а потом ее как прорвало:

– Дурак ты, ничего не понимаешь в женщинах! Проводи меня! Она пусть остается…

Втроем мы молча вышли на улицу, сели в такси, дежурившее у входа. Мария села впереди, мы с Пат – на заднее сиденье. Я, стыдясь, незаметно протянул ей несколько долларовых бумажек. Она вспыхнула, отвернулась и что-то произнесла на своем языке. Через несколько минут она остановила машину и вышла, коснувшись на прощание моей руки. В полном молчании мы доехали до «Royal River».

– Гордая девочка, денег не берет, – заметила Мария, выходя из такси.

– Иные из «порядочных» проститутке в подметки не годятся.

– Зайдешь ко мне? Не бойся. Этого от тебя не требуется… Надо поговорить.

Когда мне предлагают поговорить, я никогда не спрашиваю, о чем. Человека нельзя подталкивать или поторапливать. Раз он решил открыться в чем-то, лучшее – это набраться терпения и постараться понять, посочувствовать, вникнуть. Ведь так часто человеку нужно всего лишь, чтоб его выслушали. Мне вдруг стало неудобно за мои кобелиные похождения. Ведь когда такие девчонки, как Мария, решаются провести с тобой ночь, это не просто так, не игра, это очень важное, особенное, ко многому обязывающее… Мы ехали в лифте, она избегала смотреть на меня.

– Ты извини, что так получилось, – глухо сказал я.

– Да ничего… Я сама виновата. Не следовало приезжать без предупреждения. Мы ведь свободные люди…

Она открыла дверь номера, похожего на мой, прошла первой, я вслед за ней.

И что-то тяжелое, разрывающее обрушилось на мою голову…

Очнулся я, почувствовав, что на лицо мое, на воспаленные глаза льется вода, заливается в ноздри. Темный силуэт возвышался надо мной, именно он держал бутылку. Я лежал на ковре со связанными за спиной руками. Чувствовалось, что это хорошо вымоченный ремешок.

Слишком суровая расплата за «измену». Мария сидела в кресле и, увидев, что я очнулся, встала и вышла на балкон.

– Очухался? – услышал я знакомый голос с кавказским акцентом.

Шамиль сбрил бороду, постригся, короткие усики и летний костюм щеголевато дополняли друг друга. Он значительно помолодел и походил сейчас на былого сержанта Шому, а не на мусульманского террориста.

– Где документы?

– Какие документы? – прохрипел я, пытаясь подняться.

– Не придуривайся, командир! Такими вещами не шутят! Я тебя не застрелил в Первотравном, пожалел. Ну а сейчас базара не будет. Или ты скажешь, где документы этой девчонки, или будет что-то страшное… Подумай, зачем тебе умирать? Ведь мы всегда неплохо ладили, все же вместе воевали в Афгане…

«Как же они догадались?» – с болью подумал я и тут же понял. Нет ничего проще… Последний, кто общался с Ксенией Черныш, был я, на ее похороны приезжал… Мария меня первая и вычислила… Ну и гадина же! Нет ничего хуже доброты к униженному противнику. Все – игра, а теперь она отсиживается на балконе, нервишки бережет, не хочет, чтобы я прошелся по ее адресу черным матом.

– Что – смелый джигит, молчать будешь? – продолжил Шома.

Я не ответил и с тоской уже настраивался на негероическую смерть. В любом случае не отвертеться. Беспредельщики всесильны, их система непобедима, денежный бог – жизнь и смерть на одних весах. Скажу я правду или нет – меня уничтожат. Но если они прознают, что документы у Сидоренко – ему тоже не жить. Вот какую веревочку протянула мне с того света Ксения Черныш. Эх, слишком глубоко вошел в мои запястья ремешок, не разорвать. Ведь сам учил Шому Раззаева, как связывать пленных, чтобы они и не пытались освободиться…

Я сидел, прислонившись к тумбочке, он, больше ничего не спрашивая, подошел, ударил ногой в живот. От неожиданности я задохнулся, боль скрутила меня, обидно было: неужто мерзавец думает, что из меня что-то можно выбить? Тут же почувствовал резкий укол в мышцу руки, попытался отдернуться, но тщетно. Негодяй засадил мне под кожу иглу и с силой выдавил содержимое шприца. Закончив, выдернул, с удовлетворением рассмеялся.