Закон оружия - Сергей Дышев

Мое возбуждение перешло все границы, а она, словно желая подразнить, а может, и по правилу, стала тереться своей сокровенностью. Но я сказал себе: «Расслабься!» – и закрыл глаза. Девочка еще что-то делала со мной, но это уже были ласки и поглаживания. Она незаметно встала, подала мне руку, повела в бассейн, там она продолжила тихий массаж, подлезла под меня, заскользила, как русалка под Иванушкой-дурачком.

Потом она обтерла меня, словно младенца, я разлегся на кровати, лениво размышляя о таинствах восточных удовольствий. Пата вбежала за мной, взвизгнув от холода, убавила мощность кондиционера, улеглась рядом, успев обернуться полотенцем. Я потянул за его краешек, она проворно отодвинулась, игриво сверкая черными глазками. Мне пришлось сделать вид, что не смею больше повторить попытку обнажить ее. Но Пата тут же сама скинула полотенце, пододвинулась ко мне, ее рука заскользила по животу.

– Ti-ti? – игриво произнесла она.

Я отрицательно покачал головой. Возбуждение мое сменилось покоем и умиротворением. Возможно, я заснул бы, но в незнакомом месте это вряд ли бы получилось.

– Are you happy? – Ты счастлив? – спросила она, имея в виду полученное удовольствие.

– Что такое счастье?

Она поняла перемену моего настроения, села, поджав под себя коленки. Ее маленькие сиськи смешно топорщились, и я погладил их, как приручил.

– Не знаю, – призналась она. – Наверное, это когда много денег. Без них счастья не будет.

– Тебе приносит счастье твоя работа?

– Немного… Тайская девушка должна уметь делать массаж, иглоукалывание, хорошо готовить. Ее счастье в том, чтобы приносить счастье мужчине. Европейцы хорошо знают это, поэтому берут наших девушек себе в жены.

– Я знаю… Они хотят дешевого счастья. А потом они бросают их.

– Но они все равно едут… Ты в каком отеле?

– «Амбассадор». Знаешь?

– Конечно. Надолго приехал?

– Завтра уезжаю.

– Куда?

– В Паттайю.

– Zagorat? – неожиданно назвала она русское слово. И прозвучало оно как-то печально и с тихой завистью.

– I kupatsya, – добавил я тоже по-русски и легкомысленно предложил: – Поехали со мной.

Она вздохнула.

– Мой любимый город. Когда-то я там жила. Паттайя – это мое имя. Пата – коротко… У тебя есть товарищ?

– Нет, я приехал один, – сказал я, вспомнив Марию. Что бы она сказала, узнав, что я был на полсантиметра от измены? – Приходи ко мне вечером. Восемьсот двенадцатый номер…

Но Пата отрицательно покачала головой, сказала, что после работы должна навестить больного отца, а кроме того, на ее шее висит безнадежный брат-наркоман…

– Вы интересные, русские, – заметила Пата на прощание, – любите поговорить.

– У тебя были знакомые русские? – спросил я.

– Не скажу…

Она быстро подкрасила губки, дала мне карточку со своим телефоном и проводила до дверей. Я дал ей еще пятьдесят долларов – на счастье.

– Do svidanya, Volodya! – попрощалась она со мной, пряча бумажку в маленький карманчик. На ее круглом личике сияла кроткая радость.

– Gut? – спросил хозяин заведения, плотный мужик лет пятидесяти, по виду немец.

Я молча кивнул. Новый клиент – лысый господин – посторонился, пропуская меня в дверях.

Сеанс завершился, конвейер продолжал работать, я получил, что хотел, и почему-то испытывал странное чувство вины…

Ко мне прицепился все тот же гнусный сутенер-щелкунчик. Он предлагал мне «молодую леди». Я дал ему по морде за растление несовершеннолетних. И почувствовал некоторое облегчение.

Я обманул девушку. В Бангкоке мне предстояло провести еще целые сутки. Я бродил по улицам среди пляшущих огней, которые создавали ощущение вечного надрывного праздника, забрел в квартал, где преобладал красный свет. В баре «Baby Go-go» попал на зрелище, которое так восхищает неискушенных русских. Здесь плясали, выкручивались вокруг серебристых столбиков обнаженные девушки. Пузатое хамоватое мужичье визжало от восторга, а тайки чудили со своим интимным местом: открывали пробки бутылок, извлекали из своего естества многометровые сверкающие гирлянды, вставляли зажженные сигареты и выпускали клубы дыма, даже умудрялись пулять по шарикам из специальных трубочек. К тому времени я был уже основательно нетрезв и пытался выяснить у соседа-американца, а может, немца, почему их заставляют делать эту нехорошую работу, ведь у них будет рак матки, они не смогут рожать детей.

А сосед убеждал, что это их работа, а то, что не будет детей, то это – их проблемы, и может, к лучшему, что не будет. Еще он мне говорил, что мы, русские, задаем слишком много вопросов. А шоу надо смотреть, а не спрашивать. Девушкам нравится их работа, видишь, как они веселятся! На это мне нечего было возразить…

Поздно вечером, когда я вернулся в свой номер, кто-то позвонил. Подняв трубку, услышал:

– Где вы таскаетесь, господин офицер?

– Гулял, – машинально ответил я.

– Чувствуется, в каком ты состоянии. Имей в виду, Таиланд занимает первое место по СПИДу…

– Простите, это кто?

– Мария! Я в Бангкоке.

Я обомлел.

– В каком ты отеле, я сейчас приеду! – прокричал я.

– В «Ройял Рива»… Но приезжать не надо, это на другом краю от тебя… Завтра утром я уезжаю в Паттайю. Оттуда позвоню.

– Какой там отель? – сообразил спросить я, зная, что могу загулять и она не дозвонится. Какие-то мысли о встрече с врагами я пока гнал от себя. Так не хотелось менять экзотическую свободу на российские проблемы.

– «Паттайя-Парк».

– Напомни, пожалуйста, еще раз свою фамилию! – попросил я.

– Пошел к черту! – сказала она и положила трубку.

А ее фамилия действительно выветрилась из моей головы.

…Наверное, уже около часа Пата убеждала меня, что в Таиланде невозможно создать комсомольскую организацию, потому что король Бхумибол Адульадей запретил все коммунистические организации и они сейчас в подполье.

– Тогда мы сделаем подпольную комсомольскую организацию! – горячо предлагал я. – Мы будем бороться за девушек Таиланда, за то, чтобы никто не смел эксплуатировать их и заставлять заниматься проституцией!

Потом я видел себя в каком-то темном подвале, красный свет выхватывал лицо Паты, она коротко постриглась, сидела за большим столом, к ней по очереди подходили девушки. Пата принимала взносы и ставила штампики в красные книжечки. Деньги, пыльные баты, она складывала в целлофановый мешок. Я стоял за трибуной, мял в руке какие-то листочки, смутно догадываясь, что это тезисы моего выступления. На меня не обращали внимания, хотя я понимал свою фундаментальную роль во всем происходящем. Я не знал, как начать свое обращение, мне хотелось найти такие слова, после которых не возникло бы никаких вопросов, чтобы появилась ясность и наступил час истины… Вот такое мне хотелось… Девушки удовлетворенно уходили со своими книжечками. Когда мы остались с Патой наедине, она протянула мне целлофановый мешок с членскими взносами и сказала: «Уезжай побыстрей!»