Шмотки. Роман из мира моды - Кристин Орбэн

– Дарлинг, я хочу задать тебе вопрос: неужели ты не ценишь любовь больше всего на свете, больше, чем шмотки?

– Прежде чем доверить тебе, что я ценю в жизни больше всего, сообщу тебе важнейшую вещь: тебе не следует носить носки с ботинками «дерби».

Я ждала его, приклеившись к телефону.

Он дал о себе знать букетом, доставленным посыльным фирмы «Интерфлора».

Никогда бы не поверила, что четыре слова, написанные черными чернилами на картонном прямоугольнике, взбудоражат меня до такой степени: «Истинный цветок – это ты». Только любовь ведает, что тот, кто причиняет боль, может нести благо.

Шмотки всегда несли мне благо, за исключением тех случаев, когда в магазине не оказывалось моего размера.

В шкафу меня дожидались купальник из гофрированного полиэстера «Антифлирт» и повязка на голову от «Repetto», купленная в «Галери Лафайет». Нет, я не собиралась отправляться на острова Карибского моря, но купальник и парео могли привести меня туда. Необходимо было срочно их примерить еще раз: это могло отвлечь меня от Бога с его запиской.

На роду написано». Как часто в детстве я слышала этот рефрен. Люди говорили: «На роду написано», когда речь шла о смерти и о любви, как если бы и то и другое таило в себе частицу судьбы. По-арабски – мектуб.

Мектуб – это слово мне подходит. Быть может, существует любовь, которая на роду написана. Так говорят, не веря в это, никому неохота снова вмешиваться в дела судьбы со связанными руками и ногами. Каждый хранит в себе искорку воли, отличающую его от инфузории. А меж тем... Мектуб? Что, если это правда? На моем пути встречалось немало мужчин, так почему оказалось, что мне необходим именно он?

Мы оба уже однажды были связаны клятвой, быть может связаны и до сих пор, мы верили, что любим, и были разочарованы, испив чашу до дна, когда желание умерло.

Расхаживая по комнате, я обмахивалась согнутым, помятым картонным прямоугольником – в надежде уловить запах черных чернил, быть может слабый отзвук его собственного запаха, ведь несколько часов назад он держал его в руках.

Истинный цветок – это ты, сказал он.

Я была розой, розовой, на длинном стебле, розой без шипов, розой, раскрывшей тяжелые шелковистые благоуханные лепестки, впитавшие воду, слезы, жизнь и желание, а он пришел сорвать меня, цвет моей зрелости, чтобы я раскрылась, развернулась, чтобы оросить меня, пока я не поблекла и не увяла вскоре, как звезда на утреннем небе. Потому что маятник времени врезан в плоть, в кору деревьев, в твердь планет, в мое собственное сознание с той самой ночи, когда умерла моя мать, это была ночь скорби, распахнувшая передо мной врата свободы. А меж тем светало, на тротуарах появились прохожие, собираясь группами; до меня доносился лишь их смех, я видела их улыбки, их форму и цвет. Мне хотелось бы, чтобы Бог, говоря со мной, обращался ко мне на «ты» в разговоре и на «вы» на бумаге. Мне нравится отстраненность письма. Нерешительность письменного обращения на «ты» напоминает неуместное или чересчур вольное прикосновение. Меня приводит в замешательство малейший его знак: слово из округленных губ или буква, слащавая, как ласка, – все, что он говорит и чего не говорит, его уверенность и очевидные колебания. Я не страшусь обмануться, поверить в то, чего не существует, не боюсь повторять сказанное им, представлять то, о чем он думает, длить наше первое свидание до бесконечности – забывая о наделанных мною ошибках. Я более не способна сдерживать сердечные порывы. Я уже не подчиняюсь ни собственным желаниям, ни диктату шмоток – с тех самых пор, как впервые увидела его и он угнездился в моем теле.

Любовь – это пиратское нападение, захват чужих земель, это военная стратегия, дополнение, приращение, примыкание к местам, площадям, моментам времени, совпадениям, тайне; а затем – увы! – следует незаконное лишение всего завоеванного.

Передо мной простирается время любезностей, кокетства, немых желаний, разговоров на улице и в кафе, время трепета, первого смятения, уклончивых решений, ухаживания, непреодолимого влечения.

Жизни следовало бы остановиться здесь, на этой записке, на приоткрытой двери, на мечте.

Да, мечта – это жизнь, что отчасти соприкасается с реальностью. И вот, в то время как я наслаждалась, что мне удалось избежать отчуждения от этого бытия, к которому меня, казалось бы, приговорили, передо мной вновь появилась девчушка с моей улицы, и жизнь внезапно приняла облик волшебной сказки.

– Что это у тебя в руках? – спросила она меня. – Отчего ты одета не как принцесса?

– Потому что я влюбилась, – ответила я ей, обмахиваясь картонной карточкой.

– Я думала, что те, кто влюблен, должны одеваться как принцессы.

– Ну это как посмотреть...

Девчушка одернула слишком длинный свитер. Мы были одеты почти одинаково: короткая курточка-дубленка поверх слишком длинного свитера, брюки с заниженной талией, открывающие пупок, и кроссовки «Адидас» с болтающимися шнурками.

– Жалко. Когда ты была одета как принцесса, мне так нравилось.

– Я подарю тебе кучу платьев, которые могла бы надеть принцесса, – пообещала я.

– Когда? – спросила она, удивленно округлив свои огромные, как в мультиках, глазищи.

– Скоро.

– Ты что, превратилась в цветок и перестала быть принцессой, да?

– Да, именно так. Но откуда ты узнала, что я превратилась в цветок?

– Я прочитала слова на карточке, которую ты держишь в руке. Здорово... Тебе повезло, что тебе написали такие прекрасные слова.

Он позвонил через несколько минут после того, как я вернулась с прогулки. Из телефонной трубки доносился голос влюбленного мужчины, который звонит женщине.

Принятое решение откликнулось особой интонацией.

Любовное свидание кратко, желание говорит помимо слов. Словарь желания – это вздох, дыхание, неизбежность, очевидность, капитуляция, отречение, отрицание всего несущественного.

Мы отдаем себя другому, потому что побеждены. В мечтах мое тело осознало власть над шмотками. Импульс восторжествовал. На его предложение я ответила:

– Вы считаете, стоит?

– Да, я так считаю, – подтвердил Бог.

Это его роль. Он подбодрил меня словом, прежде чем согреть в объятиях.

– Когда?

– Через шесть дней.

Молчание, тем временем каждый из нас оценивает эти шесть дней. Для меня столько длится неделя Высокой Моды. Теперь эти шесть дней вдруг показались мне вечностью.

Не люблю ждать. Но чувства не столь послушны, как шмотки. Они не должны быть поспешными, мы ведь не выставлены на продажу, мы ждем завоевателя. Почему бы влечению к мужчине не сделаться настоятельной необходимостью? Почему бы мне не сказать Богу, как любому из незнакомцев: «Я хочу тебя, здесь и сейчас»?