Тень якудзы - Дмитрий Силлов

Витек молча кивнул.

— Они ко всем приходят, — хмыкнул Стас. — И тогда присутствуют два варианта развития событий. Короче, все то же самое, что и с живыми. Или ты их, или они — тебя. В последнем случае существовать далее будешь в номере с мягкими стенами и приходящими злыми санитарами…

Ну что ж, братуха, — хлопнул Стас Витька по плечу. — Теперь, значит, будем тебя лечить. Не хотел я тебя к этому делу подтягивать, да видать придется. Как говорят индусы, совпадений не бывает, ибо все события в твоей жизни предначертаны и расписаны наперед. Причем на обратной стороне лба. Пошли.

Он направился к стеклянной перегородке, рассекающей надвое громадный спортзал. Витек постоял немного на месте, потом равнодушно пошел за ним. Слушать Стаса было лучше, чем слушать их.

— Я называю это аквариумом, — кивнул Стас на тоже стеклянную входную дверь, заляпанную с обратной стороны грязно-зелено-бурыми разводами. Впрочем, такими разводами была вымазана изнутри вся когда-то видимо бывшая прозрачной стена.

Стас взялся за ручку, заметно напрягся и открыл дверь. Дверь оказалась толщиной сантиметров в двадцать.

— Заходи, — кивнул он Витьку, придерживая дверь.

Витек вяло повиновался.

Это был полигон.

С настоящими, побитыми пулями засохшими деревьями, парой изуродованных очередями одноэтажных бревенчатых домов и большими кучами разнообразного габаритного мусора, разбросанными там и сям и тоже носящими следы усиленной огневой подготовки. Старые шины от колес грузовиков, какие-то толстые деревянные щиты с грубо намалеванными на них фигурами, куски бетона и фрагменты кирпичной кладки… Это был хаос, напоминающий фантастические картины будущего после ядерной войны. Но это был на удивление упорядоченный хаос. Словно кто-то заранее продумывал, куда и как поставить тот или иной обломок с какой-то одному ему ведомой целью.

— Мой сад камней номер два, — усмехнулся Стас. — Многофункциональный тир. Стрельба и метание ножей по живым и неживым мишеням не отходя от кассы.

Он пошел дальше и завернул за угол изрешеченного пулями дома. Витек, словно привязанный, последовал за ним.

За домом, вальяжно развалясь в антикварном кресле, сидел Афанасий, машинально выстукивая ногтями неслышный вальс на рукоятке своего «Узи». В его лапище автомат казался предметом мелким и несерьезным, пригодным только разве что для массажа подушечек пальцев или сосредоточенного ковыряния стволом в носу.

Рядом с креслом, заполненным мощным телом Афанасия, находилась пара кресел пустых аналогичного возраста и конфигурации. У ног Афанасия стояло эмалированное ведро, накрытое крышкой. В таких ведрах домохозяйки солят капусту на зиму и ходят с ними к колонке за водой, когда таковую отключает домоуправление в связи с очередной аварией.

Афанасий был занят тем, что с глубокомысленным видом созерцал стену многострадального бревенчатого строения, напротив которой он, собственно, и расположился. Витек еще успел вяло подумать, мол, с чего бы это у матерого бандюгана такой умный вид — вроде бы не буддист и на последователя Хуан Ши-Гуна не смахивает даже отдаленно.

Он сделал еще несколько шагов вслед за Стасом — и увидел причину мечтательных взоров Афанасия.

В стену дома были вбиты восемь мощных альпинистских костылей, образующих два больших квадрата. К вершинам квадратов были крепко привязаны руки и ноги двоих человек, похожих своими позами на космонавтов, которых забыли снять с тренировочной центрифуги.

Один из распятых был бизнесменом с головы до привязанных к костылям ног. Классическим «новым русским», какими их любят изображать в карикатурах «Московского комсомольца». Толстеньким, маленьким, грозным, наверное, в своих владениях и отчаянно испуганным сейчас, с залысинами на голове и золотыми запонками на помятой шелковой рубашке, выглядывавшей из рукавов кожаного пиджака, слегка выпачканного, побитого и порванного силами лихого Стасова воинства. Понятное дело, что не пиджак лупцевали Стасовы люди, а того, кто был внутри. И лупцевание сие было добросовестным и основательным, ибо по виду хозяина пиджака было ясно, что он уже готов на все — хошь Коньком-Горбунком на четвереньках вприпрыжку да по кругу сотню верст нарезать по пересеченной местности полигона, хошь языком до блеска бриллиантового отполировать пыльные прыжковые ботинки Афанасия, включая ребристую каучуковую подошву.

Второй распятый был худощавым молодым человеком с лицом, старательно ухоженным дорогими косметологами. Настолько ухоженным, что это наводило на определенные мысли. Он тоже был хорошо одет. Черный костюм от Армани, черная рубашка той же фирмы, черные дорогие ботинки. Набриолиненные волосы молодого человека, когда-то старательно зачесанные назад, теперь скорбно свисали смоляными сосульками по обеим сторонам гордо откинутой назад головы. Глаза пленника горели неестественным кокаиновым огнем, метая в сторону медитирующего Афанасия почти ощутимые молнии. Гневные слова клокотали в горле распятого, но кожаный кляп, ввернутый в рот по самые гланды, не давал им вырваться наружу.

— Присаживайся, — невозмутимо кивнул Стас Витьку на крайнее кресло, сам опускаясь на центральное и закидывая ногу на ногу. — Как тебе натюрморт?

Витек неопределенно пожал плечами.

Ему было никак. Ему было наплевать и на Стаса, и на его натюрморты. Он чувствовал, что еще немного — и он провалится в какую-то другую реальность, и в данный момент реальность теперешняя была непривычно-отстраненной, словно он действительно сидел в аквариуме и сквозь прозрачное, но толстое стекло смотрел на окружающий мир. Беззвучные голоса шептали, звали куда-то, шелестели в голове, но голос Стаса был безусловно громче всех других голосов, и только это еще удерживало Витька на самом краю пропасти.

Однако картина была слишком уж неординарной, и искорка интереса все ж таки промелькнула во взгляде Витька.

— За что ты их так? — тусклым голосом спросил он.

— Хороший вопрос, Виктор, — ответил Стас. — А как их надо было иначе?

Он наклонился и поднял крышку ведра.

— Взгляни.

Витек послушно перевел глаза — и вздрогнул.

В ведре лежала отрубленная голова маленькой девочки, голубыми застывшими глазами удивленно смотрящая сквозь Витька куда-то очень далеко, в высокий потолок спортзала. Розово-бурый от крови бант мертвой бабочкой присох к ее щеке, закрывая краем треть глаза, и Витьку вдруг захотелось смахнуть с лица девочки жуткое шелковое насекомое. Он нагнулся — но Стас рывком усадил его на место и резко закрыл крышку ведра.

— Их работа, — кивнул он на распятых. — Эта худая тварь поставляла детей твари жирной и таким, как он. А потом, когда жирный с ними наиграется, он детишек фасовал по частям и или закапывал, или топил. А может, в котлеты определял. У него в Москве ресторан свой имеется в качестве неосновного бизнеса…

Лицо черного человека побагровело. Он напрягся, как штангист перед рывком, и с утробным звуком изрыгнул кляп. Кожаная, пропитанная слюнями тряпка, видимо, оторванная от пиджака жирного, дохлой жабой шлепнулась под ноги Стаса.