По ту сторону пруда. Книга 1. Туман Лондонистана - Сергей Костин

Но она, Рита, не хочет, чтобы я стал другим — прагматичным, циничным, безжалостным, для которого цель важнее всего, а один человек — букашка, которую и не заметишь, как раздавишь на ходу. Я ведь во сне, как мне позднее стало ясно, испугался не потому, что Рита оказалась вдруг не Ритой. Мне стало страшно, что это я превратился в кого-то другого, что я перестал быть человеком, которого она знала. Сны любят такие перевертыши.

Можно было еще истолковать и ее покупки как указание на то, что остальное — лишь вопрос денег, но для смысла сна это уже не важно. Короче — исходило ли это на самом деле от Риты или просто мое бессознательное нашло такой способ подсказки, — я поступил, как мне было велено. И как, когда ты понял смысл своего сна, нет никаких сомнений, что это именно то, что он хотел тебе сказать, так и сейчас я точно знал, что так и надо было сделать.

8

Начало пятого. Теперь у меня была возможность позвонить Мустафе, и надо было придумать, что делать с «Марриоттом». Я пошел в сторону Сейнт-Джеймсского парка и, не доходя до Ватерлоо-плейс, зашел в телефон-автомат.

— Мустафа, это Майкл, — сказал я в трубку по-французски. — Если твой брат рядом, отвечай мне по-арабски.

В ответ я услышал тираду, которую понял фактически дословно: «Лябес? Бхейр? Хамдулла!» Мол: «Как ты? Хорошо? Ну, слава Богу!»

— Мустафа, когда я могу перезвонить тебе? — спросил я.

Сейчас что-то сложное и потом: «Белек реддуа иншалла!» Это я тоже понял: «Может, завтра, даст Бог!» Мустафа знает, что несколько десятков арабских слов в моем словаре есть. Но сказал ли он это мне или изображает разговор со знакомым?

— Завтра перезвонить, я правильно понял? Прямо утром могу?

— Э, э! — «Да», мол, и дальше опять что-то для меня недоступное.

— Тогда до завтра, — сказал я и повесил трубку.

Так бывает: сложные вещи, а удаются легко! Кто бы подумал, что мы сумеем договориться по-арабски. А главное, Мустафа готов, если и не иметь с нами дела в будущем, то по крайней мере поговорить.

Обед в пять вечера был похож скорее на ранний ужин, но именно в тот момент желудок в очередной раз напомнил мне, что я, в сущности, в большей своей части — биологическая машина. Я огляделся. Даже в самых функциональных, офисных, скучнейших районах Лондона всегда есть маленькие кафе и закусочные. Что понятно — клеркам тоже нужно где-то питаться. И точно: справа кафе, а слева какая-то забегаловка с несколькими столиками на тротуаре. В надежде, что там наливают пиво, я пошел в забегаловку. Однако — жизнь нас всегда перехитрит — мне к своему салату с креветками пришлось взять лишь большой капучино.

Подготовило ли мое бессознательное какое-либо гениальное решение, как добыть видеозаписи из «Марриотта»? Я прислушался к себе — нет, пока не подготовило. И что тогда делать? Подъехать туда осмотреться — вдруг какая ценная мысль посетит? А вдруг прямо сейчас посетит, без лишних телодвижений с моей стороны? Нет? Нет — в голове моей царил послеполуденный покой.

Я покончил с салатом и кофе. День был по-летнему теплым; только-только, когда солнце нырнуло за крыши одинаково импозантных и уродливых серых зданий, начинало свежеть. «Сиеста! Десять минут пешком до гостиницы, и час-полтора безмятежного сна без сновидений». Вот что мне послало подсознательное, если, конечно, это был не круживший вокруг моего столика бес. Нет, долг превыше всего! Я двинулся в сторону Пэлл-Мэлл и, улучив момент, одним движением налепил на губу свои мексиканские усы. А солнечные очки я не снимал и не сниму — просто для правдоподобия сяду в холле отеля напротив окна.

Поскольку не все в мире является таким, каким его хотят представить, пятизвездочный «Марриотт» не выглядел как палас. Это была минималистская башня без малейших архитектурных ухищрений на узенькой, безликой и безлюдной Форсет-стрит. Хотя для конспиративных встреч оно, должно быть, и к лучшему.

Холл был солидным, с бордовыми кожаными креслами и диванами, со стенами, облицованными деревянными панелями или завешанными старинными цветными литографиями. Несмотря на продолжающийся день, всюду горели бра и настольные лампы. Кивнув улыбнувшейся мне из глубины холла девушке на ресепшене, я устроился в кресле у камина и достал из сумки «Таймс», который каждое утро оставляют у двери моего номера. И я, и мои не любящие погружений в народные массы клиенты часто назначают деловые встречи в барах или холлах больших отелей. Там тихо, даже шум шагов поглощается коврами, круглый год работают кондиционеры, официант принесет вам что-нибудь выпить. Идеально, если вы пришли на встречу раньше или если вас кому-то придется ждать.

В этой гостинице обслужить гостя не спешили, и я, как бы высматривая время от времени бармена, внимательно изучил холл. Видеокамер, по моим наблюдениям, было четыре. Одна была направлена на крутящуюся входную дверь, что позволяло контролировать всех постояльцев и посетителей. Вторая была установлена под самым потолком и захватывала, уже значительно мельче, и входящих, и почти весь холл. Сейчас в ней я как раз и красовался. Третья, тоже направленная сверху вниз, перекрывала холл с противоположной стороны, за моей спиной. Четвертая, наконец, смотрела от дверей к стойке администратора. Мне нужны были записи хотя бы с двух камер: с той, которая была направлена на двери, и с одной из камер, перекрывающих холл.

Официант наконец появился — лысый мужик за сорок, ни разу не посмотревший мне в глаза. Я с некоторой неуверенностью спросил, есть ли у них разливное пиво. Оно было — похоже, безобразие наблюдалось только в моем отеле. Официант предложил мне попробовать «Эднемс Броудсайд» и с первого же глотка был прощен за бегающие глазки. Я охотно выпил бы еще пинту, но это могло привлечь ко мне излишнее внимание. В какой-то момент я посмотрел на часы, достал лондонский мобильный и, делая вид, что звоню по нему, вышел на улицу.

А выйдя, понял, что мне действительно надо позвонить, и набрал Раджа.

9

— Мы исходим из того, что записи еще не затерты, — сформулировал я в качестве исходного условия, сидя в глубоком зеленом кресле в переговорной Раджа. — Однако провести операцию необходимо не позднее завтрашнего дня.

— Или сегодня, если мы придумаем как, — резонно возразил Радж.

— Что тоже подпадает под определение «не позднее», — оставил за собой последнее слово я. — Но ты безусловно прав — чем раньше, тем лучше.

Радж собирался ужинать, когда я появился, и предложил мне разделить трапезу. Из соседнего ресторана, как я понял, тоже принадлежащего семейству бывших беженцев, уже была принесена дюжина плошек с едой, разной по цвету, но чуть не одинаковой по вкусу, такой она была острой. Мы цепляли ее поджаристым душистым наном (на этот раз не чесночным), и запивали зеленым чаем. Третьим за столом был старик с седой густой бородой и загорелым бритым черепом. Это был дед Раджа, один из спасенных бенгальских детей. К счастью, для него я был не русским, а американцем, так что эта тема в разговоре не всплыла. Да старик нас и не слышал, он, едва заметно покачивая головой, произносил про себя мантры.