Любящее сердце - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иногда, – сказал Торнхилл, – такие вещи случаются. А сейчас мне нужно немного поспать. Извини, Берти.
– И ты тоже не сможешь дольше оставаться здесь, – сказал Альберт, направляясь к двери.
– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотал Торнхилл после ухода друга.
Он не стал возвращаться в спальню. Все равно до утра ему не заснуть.
* * *
Когда на следующее утро дворецкий виконта Hopдала открыл дверь библиотеки, чтобы объявить о приезде графа Торнхилла, виконт вначале отказался его принять и даже велел слуге вышвырнуть его вон. Однако дворецкий вернулся вновь через минуту и, заметно нервничая, сообщил, что граф намерен остаться и ждать, пока его не примут. Нордал велел его впустить.
Он стоял за письменным столом, когда Торнхилл вошел в комнату.
– Мне нечего сообщить вам, Торнхилл, – сказал виконт. – Возможно, мне следовало бы вызвать вас на дуэль за тот позор, что вы навлекли на меня и мою семью. Но драться с вами означало бы защищать честь моей дочери, а я не считаю, что мне есть что защищать.
– Сегодня я добьюсь особого разрешения, – без лишних слов сообщил граф, – а завтра на ней женюсь. Вам не надо беспокоиться о приданом. У меня хватит средств содержать ее.
Виконт усмехнулся.
– Получилось не совсем то, чего вы ждали, не так ли? К чему идти под венец, если вы и так могли вкушать от древа наслаждений, не будучи связаны церковными узами? Неужели вы настолько озабочены репутацией своих ближних, чтобы поступить как порядочный человек?
Граф Торнхилл подошел к столу и, опираясь ладонями о столешницу, наклонился вперед, обращаясь к будущему тестю с недвусмысленно угрожающей интонацией.
– Хочу, чтобы в одном между нами была ясность, – сказал он. – Насколько я знаю, мисс Уинвуд чиста, как в тот день, когда ее родила мать. И если мне суждено на ней жениться, я готов поквитаться со всяким, кто полагает иначе. И вы не исключение.
– Убирайтесь! – вознегодовал виконт.
– Вам, похоже, наплевать на доброе имя вашей дочери, – сказал граф, – если только оно не бросает тень на ваше. Ну что ж, очень хорошо. Единственное, чем можно помочь вам в сложившихся обстоятельствах, – это выдать ее замуж незамедлительно. Как только ваша дочь будет достойно выдана замуж, вы снова сможете ходить с гордо поднятой головой. И она, разумеется, тоже.
Виконт Нордал смотрел на Торнхилла с ненавистью.
Граф отделился от стола и сделал шаг назад.
– Сейчас еще достаточно рано. В это время принято отдыхать после бала. Но не думаю, что мисс Уинвуд удалось заснуть сегодня. Я хочу увидеть ее, Нордал, перед тем как отправлюсь заниматься другими делами. Наедине, если вы не возражаете.
Рука виконта потянулась к звонку.
– Приведите мою дочь в розовый салон. Одну, – велел он немедленно появившемуся дворецкому. – А пока, Торнхилл, нам надо кое-что обсудить. Садитесь.
Граф Торнхилл сел с мрачным выражением лица и в столь же мрачном расположении духа.
Дженнифер проснулась, с удивлением отметив тот факт, что ей все же удалось заснуть. На самом деле она спала довольно глубоко и без сновидений, но проснулась рано и без приятной надежды на то, что все случившееся накануне было сном. Реальность давала знать о себе довольно грубо: саднящей болью в спине, напомнившей о себе, стоило Дженнифер повернуться. Мольбы Саманты и уговоры тети подействовали на отца. Он не стал посылать на конюшню за плетью. Взял розги и отстегал свою взрослую двадцатилетнюю дочь, как непослушную девчонку. Дженнифер в детстве не раз приходилось испытывать на себе гнев отца, и всякий раз физическая боль соперничала с нравственной, но вчера она была так глубоко потрясена, что перестала чувствовать боль.
Все было кончено. Все, ради чего стоило жить. Все кончилось для нее в двадцать лет. В самом начале жизни. Странно, но и наутро сохранилось состояние отстраненности от происходящего, как и на балу, когда случилось самое страшное. Чувства словно бы отключились.
Дженнифер села в кровати и спустила ноги на пол.
Итак, она еще раз поверила ему и на этот раз поплатилась сполна. Она доверилась ему вопреки расхожему мнению, отказавшись прислушиваться к советам более опытных людей. А ведь ее предупреждали, чем это может для нее кончиться. И вот как он с ней поступил! Лайонел оказался потерян для нее навеки. Никаких больше помолвок, никакой свадьбы, никаких светских сезонов. Ничего.
Внезапно Дженнифер поняла, что разбудило ее так рано. Через приоткрытую дверь гардеробной доносились голоса. Горничная открывала и закрывала шкафы и ящики комода. Она паковала сундуки. Сегодня ей предстояло уехать в деревню. Сначала домой. Но лишь на короткое время, пока отец не найдет для нее подходящее место где-нибудь в провинции и поселит ее там с компаньонкой. Дженнифер понимала, что на самом деле компаньонка – это всего лишь название. Женщина, которая будет жить вместе с ней, станет ее тюремщицей.
И в какую бы дыру отец ни определил ее, в ней ей предстоит провести, всю оставшуюся жизнь.
Горничная приготовила для Дженнифер простое утреннее платье и таз для умывания с кувшином на туалетном столике. Дженнифер встала и умылась самостоятельно. Потом причесалась и закрутила волосы в простой узел на затылке. А потом снова присела на край кровати. Теперь она вспомнила, что не имела права спускаться к завтраку. Она была приговорена к заточению в собственной комнате, пока для нее не подадут экипаж.
Ей не дали сказать ни слова в свое оправдание. Дженнифер только сегодня об этом вспомнила. Впрочем, не важно. Истина при данных обстоятельствах мало кого интересовала. Оставались голые факты: по каким-то одному ему известным причинам граф Торнхилл написал письмо, в котором не было ни слова правды. Затем по каким-то одному ему ведомым соображениям отец Лайонела прочел его, публично выставив на позор невесту своего сына. Он не просто отказал ей от дома, он обрек ее на изгнание из общества. Почему так жестоко? Дженнифер могла лишь пожать плечами. И главный факт – репутация ее навеки погублена и не подлежит восстановлению. Не было никакого смысла пытаться что-то кому-то доказать, заставить кого-то ее выслушать.
В дверь постучали. За дверью послышались голоса горничной и дворецкого. Возможно, ей принесли завтрак. Дженнифер готова была к тому, что не найдет на подносе ничего, кроме сухого хлеба и воды. А может, все уже подготовлено к ее отъезду. Отец мечтал избавиться от нее как можно скорее.
– Вас ждут внизу, мисс, – изрядно нервничая, сообщила служанка. Несомненно, прислуге все уже известно. Так всегда бывает. – В розовом салоне. Просили не задерживаться.
Значит, это не карета. Порка проводилась в библиотеке. Наверное, ее вызывают все же не для экзекуции. Хотя, возможно, снова будут пороть. Может, отец решил все же послать за плеткой? Вчера ей следовало зарыдать, как только она увидела розги, и плакать не переставая. Отец был взбешен тем, что она не проронила ни слезинки. Не потому, что она ничего не чувствовала. Просто от всего пережитого она словно онемела.