Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов

– Здорово, – остыв, буркнул Санька. – Я-то тебя, честно говоря, не признал. Лицо знакомое, а вот как отшибло.

– И я не признал. Важный, при форме, ну прямо генерал. На хромой кобыле не подъедешь.

– Это к вам не подъедешь, – усаживаясь в кабину, кивнул головой в сторону правления Санька. – Зашел к Шипицыну, а он как с цепи сорвался. Я бы мог спокойно у Лахонина работать, так нет, мне, дурню, в Старой Елани захотелось. Свои, думаю, им в первую очередь помочь надо.

– Ты что, Адама не знаешь? – рассмеялся Анатолий. – Плюнь. Мы-то с ним всю жизнь – и ничего, живем. А ты сегодня здесь, завтра – в городе. Насчет своих – ловлю на слове. Я как раз насчет этого и приехал. У нас в лесхозе для вас работа есть, кустарник прореживать. Мы звонили Митасову, он говорит, закончите с мотыльком – берите экипаж. Я ведь в Шаманке лесничим работаю.

– Я не против, – пожал плечами Санька. – Можно съездить, посмотреть твой кустарник. Ну и оформить все.

– Что, серьезно? – Анатолий всем телом развернулся к Саньке. – Тогда поехали, директор как раз в Шаманке. Мигом оформим все, как полагается, договор заключим. Я тебя с Катериной Ивановной, со своей женой, познакомлю. Она здешняя, еланская. Да ты ее должен знать. Помнишь Толмачевых со станции?

– Помню, – медленно проговорил Санька. – Как говорится, были знакомы.

О Кате, о той ее жизни, в которой не было его, Саньки, он знал мало. Говорили: вышла замуж за курсанта, родила, разошлась, потом, значит, вышла снова – за Анатолия. Хотя поначалу он как-то не сразу понял, о ком идет речь, вот если бы Толька сказал, что его жена Катя Толмачева, то он сразу бы сообразил. Екатерина Ивановна – звучало, ну прямо как императрица. Он несколько раз про себя, точно примеривая, произнес Катино имя и отчество, и ничего не отозвалось в нем. Сочетание этих слов появилось уже без него и еще раз подтвердило тот факт, что все в мире меняется.

Анатолий резко тронул с места прямо на лежащих около забора собак, под визг и злобный лай круто развернул «газик» и, набирая скорость, понесся вдоль улицы. Перескочив железнодорожный переезд, оставив слева станцию, дорога пошла под уклон. Жаркий горьковатый воздух рвал брезент кузова, временами пытаясь сдернуть с Санькиной головы форменную фуражку. Вскоре из-за бугра показался пруд. Он наплывал навстречу, обещая прохладу и отдых.

– Давай искупаемся, – сглотнув слюну, предложил Санька. – Жарко, я весь вспотел.

– Там сейчас не купаются, – не поворачивая головы, ответил Анатолий. – Испоганили пруд. Предшественник Лахонина, Кушеверов, свалил в овраг удобрения. Хранил их под открытым небом. Зимой снег, весной дожди – все смыло в речку, а оттуда в пруд. Вся рыба всплыла. Не вода – рассол. У гусей перья вылазят. Какое там купание. Было специальное постановление – запретить купаться в пруду.

– Ну и что, наказали Кушеверова? – поинтересовался Санька.

– Оштрафовали на тридцать сребреников и перевели на другое место начальником станции защиты растений. У нас, сам знаешь, не наказывают – пересаживают из одного кресла в другое. Номенклатурная должность. Скандал, конечно, был, но что толку: дело сделано. Шипицын говорит: мне такого соседа не надо. Пробовали пруд чистить – спускали воду, бесполезно. Лет двадцать надо, чтоб дно очистилось. Махнули рукой. Так что из нашего пруда можно заправляться и сразу удобрять поля.

Придерживая фуражку, Санька молча смотрел на заросшие тростником безлюдные берега пруда.

Здесь он впервые познакомился с Катей. В то лето Санька закончил седьмой класс и на летние каникулы приехал к деду. На другой день пошел на пруд порыбачить. День выдался жаркий, рыба не клевала, и Санька решил искупаться. Он собрал снасти, ушел за мысок, нашел обжитый, вытоптанный уступчик, огляделся по сторонам – никого. Разделся догола, не хотелось идти домой в мокрых трусах. Но едва отплыл от берега, как к пруду подошли две девочки. Одну из них, постарше, Санька уже видел накануне в клубе. Она сидела сзади и, громко смеясь, поглядывала на него, показывала язык. Он знал всех девчонок со станции, эту же видел впервые. Девчонка ему понравилась, коса – каких поискать – толщиной с руку.

– Здесь глубоко, смотрите не утоните, – сказала другая, помладше. – У нас здесь никто не купается. Вон там, у мельницы, водяной живет.

Санька не то чтобы испугался, но ему стало неприятно, все-таки незнакомое место, кто его знает. Но самое неприятное – его захватили в воде голым. Ноги не доставали дна, он ждал, когда же уйдут девчонки, но они не торопились.

– Мальчик, пожалуйста, достань кувшинку, – вдруг попросила девчонка помладше. – Вон ту, беленькую.

Кувшинки лежали на воде почти на середине пруда. Санька покрутил головой – далековато, но поплыл, желая показать, что его лешими не испугаешь. Чем дальше уплывал от берега, тем меньше сил у него оставалось. За последние два лета, прожитых в городе, он привык к Ангаре, к ее быстрому течению, которое, если захочешь, само несет к берегу. Стоячая вода казалась вязкой, тяжелой, как масло. Сорвав несколько кувшинок, почувствовал – руки не держат его. Санька перевернулся на спину, передохнул, затем потихоньку начал грести к берегу, держа кувшинки в зубах. Девчонки стояли на берегу и ждали его. Он подплыл к берегу, нащупал вязкое, заросшее тиной дно и, испугавшись, что его засосет, рванул вперед. Девчонка помладше стояла почти у самой воды, тянула руку. И вдруг в ее глазах Санька увидел всплеск, она поняла, что он голый. Не помнил уже, как отдал цветы, у него просто не осталось сил разбираться в своих чувствах, стыд и все связанные с ним переживания пришли позднее.

– Спасибо, мальчик, – поблагодарила девочка. – Мы сейчас уйдем.

Они ушли сразу же, а он выбрался из воды и долго еще лежал на траве. Сверху, у него на спине, лежало солнце, жарким дыханием неслышно гладило кожу. Терпко пахло разогретой землей, обещая долгое теплое лето. А вечером он увидел девчонок дома. К Храмцовым пришла Клавдия Федоровна Толмачева – крупная, высокая, еще молодая женщина с каким-то застывшим, испуганным лицом. Пришла не одна, а с дочерьми – теми девчонками. Пока мать о чем-то говорила с бабкой, Санька сидел в спальне, ему было стыдно показаться девчонкам на глаза. Но потом бабка стала угощать гостей чаем, и Саньке поневоле пришлось выйти к столу. Можно сказать, там и познакомились. Сестры были не похожи. Как потом оказалось, у Кати с Верой были разные отцы. Старшей, Кате, столько же лет, что и Саньке, – тринадцать, младшей всего девять. Мать работала фельдшерицей. Приехали они из Гусиноозерска, для Саньки это прозвучало ничуть не хуже, чем Иркутск. После чая Санька вместе с сестрами вышел во двор. Выло тепло и тихо – один из тех сказочных вечеров, которые помнятся всю жизнь. Поначалу Санька познакомил сестер с собакой, ему хотелось, чтоб они не боялись ее и приходили почаще. Затем повел в свой старый домик, в котором жил до отъезда в город. Дед превратил его в летнюю кухню. Сидели на диване, и Санька рассказывал истории про домовых. Он видел, Вера боится, ему это нравилось. После того вечера они часто стали бывать вместе, иногда и Санька заходил к Толмачевым.