Ночь Дон Жуана - Ганс-Йозеф Ортайль

— Не бойтесь, госпожа! Синьор Джакомо сможет нас защитить. Он очень умен. Все знает и видит. Паоло рассказывал, что уже по дороге в театр синьор Джакомо угадывает, какие сцены последуют за увиденными.

— Ты все время говоришь о синьоре Джакомо и о господине да Понте. Но я до сих пор не знакома ни с одним из них! Иоанна, так не может больше продолжаться! Мне нужно спуститься вниз, побывать во дворце. Я хочу собственными глазами увидеть, что у вас происходит. О, как бы это устроить? Я не хочу, чтобы меня кто-то узнал. Было бы лучше всего, если бы я смогла посмотреть на них тайком.

— Госпожа, мне тоже хотелось бы, чтобы вы смогли прийти на праздник. Я думала об этом! У меня даже появилась мысль, как можно устроить так, чтобы вы пришли во дворец и вас никто не узнал.

— Ах, ты полагаешь, что мне снова нужно переодеться? Так же, как мы сделали в прошлый раз, когда тебе пришлось меня долго ждать? Нет, так не выйдет. Даже «ели я переоденусь, слуги все равно меня узнают. И далее если мы уговорим их не называть меня по, имени, в какой-нибудь момент один из вас невольно выдаст меня. Нет, Иоанна, ничего не получится.

— Но я подумала о другом, госпожа, Я полагала, что вы сможете прийти на бал во дворец. На вас будет маска. Я принесу вам новое платье, так что вас никто не сможет узнать!

— В маске? В новом платье? Да, я начинаю тебя понимать. Я поняла… Иоанна, хорошая мысль! В новом платье… Как тебе пришла в голову такая блестящая идея?! Мы так и сделаем! Я приду в маске, как и все остальные гости, поэтому никто меня не узнает. Я смогу оставаться незамеченной и присматриваться ко всему в моем собственном доме. Да, в доме моего отца! Я буду сама по себе и в то же время дома. Наконец-то я смогу понять, что там происходит! Познакомлюсь с синьором Джакомо и отвратительным господином да Понте. И даже с господином Моцартом. Как бы мне хотелось с ним познакомиться! Наконец-то у меня появится возможность поговорить с великим композитором! Верно, Иоанна, так мы и поступим!

Анна Мария обняла Иоанну. Они стояли у окна и смотрели вниз, на город. Их взгляды обратились ко дворцу, словно они думали об одном и том же.

В это время синьор Джакомо как раз шел на кухню, чтобы поговорить с кухаркой и ее помощницами о праздничном меню на венецианском маскараде.

Куда же так спешил господин Моцарт? От кого он бежал? Композитор остановился и провел правой рукой по лицу, пытаясь успокоиться. Что с ним? «Уже четыре? Уже пять? Меня ждут!» — Моцарт всегда прибегал к этой уловке. Зачем она ему сейчас? Зачем же сейчас?

Йозефа позволила себе лишнее. Была слишком назойлива. Да, Моцарт не мог этого выдержать. Что же делать? Зайти к ней и объяснить, что он пошутил? Нет, он не должен перед ней оправдываться. Только не перед ней. Наверное, она уже давно поняла, почему он сбежал, и укоряла себя.

Нельзя было заставлять ее ждать. Нет, нужно вернуться, пока угрызения совести окончательно ее не замучили. Но нельзя прийти сразу. В данную минуту. Следует дать ей время немного попереживать из-за того, что она не смогла взять себя в руки. За то, что дала волю своему любопытству. И за то, что она требовала от него больше, чем он мог ей предложить.

Моцарт приехал сюда, чтобы дописать оперу, а Йозефа стала рассказывать ему свои истории! Она была его приятельницей. Он ей нравился. Может, Йозефа даже любила Моцарта в своей особенной восторженной манере. Но она не смела просить его тратить свое драгоценное время перед премьерой оперы на ее рассказы о прошлом! Ей следовало оставить его одного, совершенно одного. Моцарт не мог писать, если за ним наблюдали. Йозефа знала об этом. Она также знала, что он мог смириться с присутствием Констанции, только Констанции, ведь они были настолько близки, что композитор ее даже не замечал!

Куда же он пришел? Это кладбище? Да, верно. В этом Йогом забытом уголке не было домов. Зато здесь было кладбище. Как странно! Может, прогуляться среди могил? Почему бы и нет? В конце концов, Моцарт не сел на краю дороги и не пялился на солнце. Это выглядело бы странно: господин Моцарт сидит на краю дороги и определяет положение солнца. Значит, стоит немного прогуляться между могилами. По крайней мере, он никому не бросится в глаза в этой пустынной местности, где замечали каждого прохожего!

Даже господину да Понте пришла мысль поместить Дон Жуана на кладбище. В самом конце оперы. Это была одна из идей, которую Лоренцо обязательно хотел воплотить в жизнь. Что делал Дон Жуан на кладбище? Еще и в такое время? Господин да Понте полагал, что в такой час Дон Жуан искал на кладбище прибежище. Тихий уголок, где его никто не догадался бы искать. Ведь он опять позволил себе лишнее с одной из красавиц и ему нужно было спрятаться. Почему бы не на кладбище, где Дон Жуан мог быть полностью уверен в своей безопасности?

Там ему явился тот, кого он убил, — отец донны Эль виры, командор. Он вернулся из царства мертвых, потому что не мог найти покоя, пока не отомстит за свою смерть и виновник не понесет наказание. Поэтому Дон Жуану явился призрак командора, чтобы заставить обидчика раскаяться и искупить свою вину. Только тог да командор найдет свой вечный покой.

Что сделал Дон Жуан? Он поднял призрака на смех и пригласил его к себе в замок на ужин. Дон Жуан не переставал вести свою ужасную игру, презирая даже вечный покой усопших. Командор представлял собой потусторонние, более могущественные силы, но Дон Жуан не хотел в них верить. Он верил только в жизнь, прекрасную, стремительную жизнь, в каждое следующее мгновение. И даже не боялся огромного количества преследователей, не оставлявших его в покое. Он знал наверняка, что они никогда до него не доберутся. Дон Жуана не могли схватить никакие преследователи. Хотя бы в этом господин да Понте, видимо, был прав. Но без преследователей не обойтись, ведь именно такие сцены любили зрители. Они хотели сопереживать героям и поддерживать их. В конце необходимо появление высших сил, сил потустороннего мира, несущих смерть. Только они могли схватить Дон Жуана — людям не поймать такого, как он. Этот тип был в сговоре с дьяволом и в конце концов попадал в ад…

Дон Жуан не боялся даже преисподней. Нет, скорее наоборот, он насмехался над миром иным, над адом и беднягами, покинувшими нашу грешную землю. Да Понте тогда сказал: «Где Дон Жуан сможет посмеяться над мертвыми, если не на кладбище?»

Ре-ре-ре-ре — так звучал мир иной. Так возмущался командор, возвращаясь к живым. Да, наверное, мертвые существуют в памяти живых и не дают им покоя, пока последние не исполнят их волю. Пока не удовлетворят ихтребований. Ведь порой и господину Моцарту казалось, что его отец умел проникать в мир живых. По Крайней мере, маэстро полагал, что время от времени слышит голос отца. Тот говорил: «Иди же работать, иди, иди!..» Моцарт верил в то, что слышал порой эти слова. Отец так часто повторял это сыну, что тот беспрекословно выполнял его волю: «Да, иду уже, отец. Я иду!»

Да, стук, биение сердец и спешка скрывались в этом Н», Ре-ре-ре… Однажды Моцарт поверил, что с ним действительно говорил отец. В тиши на Карловом мосту, когда маэстро рассматривал крепостные валы, а затем перевел взгляд на воды Влтавы, его позвал отец. Именно голос отца вывел его из оцепенения. Может, Моцарт никогда не мог проникнуться величием природы потому, что отец считал ленивыми и излишне сентиментальными тех, кто любовался ею? Отец ни за что не позволил бы Моцарту стоять на мосту и пялиться на воду. Он сразу нашел бы острое словцо, чтобы осадить его. Отец умел браниться и острить. Скольких он обругал и тем самым изгнал из своей жизни! Например, он говорил, что Йозефа похожа на постаревшую содержанку. Но отец всегда был с ней вежлив и мил, потому что надеялся, что когда-нибудь она пригласит его сына в Прагу. И тот будет писать там музыку. Отец всегда думал о том, какую пользу могут принести окружающие. Просчитывал, как он сможет воспользоваться связями. Согласно таким расчетам он строил отношения с людьми. Отец хотел, чтобы сын тоже смотрел на вещи под этим углом. Но Вольфгангу это вовсе не удавалось. Он не умел распознавать слабые стороны человека и пользоваться ими для достижения своих целей. Во время путешествий отец посещал нужных людей и выказывал им свое уважение. А Моцарт еще ребенком пытался сбежать от них. Ему либо кто-то нравился, либо не нравился вовсе! Если маэстро кого-то не любил, он не мог заставить себя быть вежливым с этим человеком. Ему были неведомы два языка — презрения и раболепства. Он не мог их понять. По этой причине отец и сын часто ссорились.