Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вот, выпейте! Полегчает.
Все еще потерянный, Ларош залпом осушил стакан. И вдруг, повинуясь дурной привычке, грохнул кулаком по столу.
- Моя внучка жива! Я в этом не сомневаюсь, мне это подсказывает сердце! Я переверну небо и землю, если понадобится, но разыщу ее. Вчера я ходил по адресу, указанному Гийомом в письме. Но там я ничего не узнал. Когда я, с трудом подбирая английские слова, объяснил, что мне нужно, один жилец сказал, что в этом грязном здании какое-то время проживали французы, но уже съехали. Супружеская пара с двумя сыновьями.
- Я встречалась с той женщиной, - вмешалась Леа. - На следующий день после исчезновения Гийома и Элизабет. Она была не слишком любезна. Наверное, они переехали в другое место, может быть, их выгнали.
- Остается еще одна возможность, - вздохнув, произнес Ларош. - Газеты! Я дам объявление и пообещаю награду. Если кто-то приютил мою внучку, он придет ко мне в гостиницу.
- И наш адрес тоже опубликуйте, - посоветовал Батист, которого эта идея воодушевила.
Напряжение спало, и, несмотря на разницу в социальном положении и снедавшую гостя тревогу, они еще час говорили, обсуждая хрупкую надежду.
И все же Гуго Ларош вынужден был вернуться во Францию еще до Рождества, на борту парохода «Гасконь». Никто за вознаграждением не явился. Когда судно достигло середины маршрута, он долго бродил по палубе с роскошным букетом искусственных цветов, купленных на Бродвей-авеню. А потом бросил их в бурные океанские воды, крича слова любви, обращенные к дочке, Катрин.
Дакота-билдинг, суббота, 18 декабря 1886 года
В великолепной квартире Вулвортов помимо центрального отопления был камин, отделанный белым мрамором, - чуть ли не главное украшение гостиной, где Мейбл наряжала елку к рождественским праздникам. Молодой женщине нравилось разводить там огонь зимой, ради удовольствия, чтобы, удобно устроившись в кресле или на диване, долгодолго смотреть на танец пламени.
Шел снег. Элизабет, которая вот уже неделю передвигалась на костылях, стояла, прижавшись носом к оконному стеклу, и смотрела, как кружатся пушистые снежные хлопья.
- It's beautiful[26] - восхитилась она по-английски.
Мейбл подбежала к девочке и поцеловала ее, не помня себя от радости. Их занятия не прошли даром. Ее милая Лисбет скоро сможет поговорить с Эдвардом и с ней. Дурачась, она тряхнула головой, и золотистые бубенчики на красной ленте, которые она повесила себе на ухо, весело затренькали.
- You аrе mу pretty doll, darling[27], - нараспев протянула она.
Элизабет позволяла себя ласкать. Нескоро она узнает, что ее покровительница только что дрожащими от волнения руками бросила в огонь газету с объявлением. В нем было обещано вознаграждение лицу, которое располагает какими-либо сведениями об Элизабет Дюкен, пропавшей в ночь с 7 на 8 ноября 1886 года.
Мейбл сожгла не один экземпляр газеты, а множество, но ее супруг один все же сохранил, в сейфе, никому об этом не сказав.
7 Лисбет Вулворт
Дакота-билдинг, вторник, 22 декабря 1896 года, 9 утра
Лисбет почти нарядила приятно пахнущую хвоей елку, доставленную накануне. В этом году снег не спешил украсить собой улицы Нью-Йорка. Город-спрут безостановочно увеличивался в размерах, и на фоне серого неба вырисовывались новые здания. Со стеклянным шариком, декорированным искусственным инеем, девушка замерла в раздумье…
Она пыталась вспомнить свое первое Рождество в доме Мейбл и Эдварда Вулворт десять лет назад, но в памяти не всплыло ни одной картинки, только неясные ощущения - запах мыла, теплая вода на коже, доброжелательные улыбки.
- Бонни! - позвала она. - Бонни!
Служанка прибежала из кухни - в фартуке, с разрумянившимся лицом. Бонни было уже тридцать два года, фигура ее немного округлилась, но она не думала о замужестве - чтобы не лишиться места у Вулвортов. Жалованье ей прибавили с тех пор, как она стала гувернанткой.
- Мисс, вы меня звали? - спросила она, поправляя выбившуюся из шиньона рыжую прядку.
Необходимость общаться с Лисбет на французском давно отпала. Девушка прекрасно объяснялась по-английски. Бонни залюбовалась ею: на приемной дочери ее господ сегодня было синее бархатное платье с откровенным декольте.
Потерянное дитя из Сентрал-парка превратилось в очаровательную американку из высшего общества, с лазурным взглядом, темно-каштановыми волосами, спадающими мягкими локонами, и лицом мадонны. Мейбл и Эдвард Вулворт не могли не гордиться ею.
- Что вы хотели, мисс? Вы сегодня очень хороши собой.
- Вечером у нас прием, и ма хочет, чтобы я выглядела наилучшим образом. Поэтому я решила надеть это новое платье. Па пригласил к ужину одного господина из своих деловых кругов, некоего Питера Форда, адвоката.
- Впервые о нем слышу. И если хотите знать мое мнение, вы ослепительны, даже не сомневайтесь.
- По-моему, ма на прошлой неделе упоминала о нем в разговоре. Бонни, не знаю почему, но я вдруг задумалась о той, моей первой зиме в этом доме. Я почти ничего не помню, но ведь ты уже была тут? Пожалуйста, расскажи!
- Но почему сегодня, мисс?
- А почему бы и нет? Я же говорю, сама не понимаю почему, но мне вдруг очень захотелось узнать.
- Госпоже это не понравится! Она так переживает, когда вам снятся дурные сны и вы потом плачете. Зачем без толку ворошить прошлое?
- Ну пожалуйста, Бонни! Хотя бы пару деталей! - взмолилась Лисбет, умильно - и очаровательно - улыбаясь.
- Ладно, только идемте в кухню, иначе сгорят мои пирожные в духовом шкафу, мне нечего будет подать к чаю и мадам расстроится.
Они присели по разные стороны кухонного стола из светлого дерева, со столешницей с цинковым покрытием, на которой кое-где еще осталась мука.
- И какие же подробности вас интересуют? - со вздохом спросила служанка. - Я ведь много раз уже рассказывала, что вы угодили под колеса экипажа моих господ и они привезли вас к себе.
- И у меня был перелом левой ноги, и я ударилась головой - все это я прекрасно помню. Но кто были мои настоящие родители? Я вообще рассказывала о них в те первые дни? Бонни, иногда мне снятся странные вещи…
- Вы были напуганы и очень несчастны, а еще сказали, что ваши
