Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн

Но какие всё же найти аргументы, чтобы отбить охоту показывать астрономические цифры долга? Если оппоненты увидят, что у нас железные доводы для суда в сторону уменьшения недоимки и что им не добраться до учредителя и даже директора, то и опасные цифры ни за что не мелькнут. Высокие невзысканные суммы существенно испортят отчётность налоговиков перед Москвой. Поэтому им крайне важно взвесить все найденные нами аргументы, чтобы, с одной стороны, не продешевить, а с другой — не попасть под пресс жадного московского начальства, которому обязательно нужен результат не столько по официальному, сколько по «компромиссному» каналу.

Между тем выяснился ещё один немалый промах с нашей стороны. Инспектор всё же дозвонилась один раз до ныне действующего директора Бориса, назначенного уже новым учредителем, и тот не нашёл ничего лучшего, как вообще откреститься от директорства. Это резко ухудшило наши позиции в их глазах. Если липовый директор, то, скорей всего, и липовый учредитель. Если это доказать, то, значит, де-факто учредителем остаюсь я, и подступы ко мне будут легче. Но если даже и не выйти на меня, а собрать уголовный материал на Анатолия, то всё равно я не смогу допустить лишения его свободы, и опять их «копилка» в большом выигрыше.

В общем, всё как в шахматах: им нужно любым образом расчистить путь от мелких фигур и добраться до короля, затем шаховать, пугая его, и наконец поставить мат, то есть добиться капитуляции и продиктовать, опираясь на силу своей позиции, немилосердные финансовые условия. Самое нежелательное условие, которое выдвигается иногда не только бандитами, — это передача доли в фирме их человеку. Нередко для фирмы это означает начало конца.

Срочные консультации со своими налоговиками подтвердили, что метод подсчёта налогов без затрат, вероятней всего, через суд не протащить, но для передачи дела силовикам — как знать?

Главный метод подсчёта налогов при утере документов — аналогия с близкими по профилю фирмами. Но где взять данные? Они закрыты. А самое главное — вдруг мы выглядим хуже коллег в разы, и этот метод будет нас топить ещё глубже?

За двадцать два года существования фирмы мы ни разу не пытались добыть сведения о налогах наших коллег-конкурентов. Бизнес-сообщество, да и вообще все представители так называемой элиты разобщены в нашем городе, как нигде. Где уж тут обмениваться полезной информацией! Пытается объединить своих и сочувствующих только Дриц и синагога. Интересно, что синагога приглашает не только евреев, но и православных, особенно из числа предпринимателей, у кого есть хоть какие-то еврейские корни или же кто ездит систематически в Израиль, например, на лечение. Но основной-то люд с православными крестиками остаётся сам по себе. Не в пример нам Белгородская епархия, которую возглавляет бывший иркутянин, владыка Иоанн, сын известного журналиста, старателя и писателя Леонида Мончинского. Там паства едина на всех уровнях, особенно элита города, и заслуга в этом — владыки и местного губернатора, уже много лет работающих в единой связке. Думаю, что предприниматели там серьёзней, чем мы, относятся и к местным налогам. Их величина вполне может быть предметом престижа, наряду с меценатской деятельностью. В целом же по России объём налогов, уплаченных предпринимателями, как правило, тайна за семью печатями.

Спрашивается, почему нашей пропаганде не сделать этот показатель предметом гордости, как меценатство, и не отмечать высокими местными и государственными наградами? Это ли не воспитание патриотизма?

У наших коллег информацию не взять, даже и просить неудобно. Остаётся добывать её непосредственно в недрах самой налоговой инспекции. Мир не без добрых людей. А вдруг мы окажемся в плохишах: с удельным весом оплаченных нами налогов относительно объёмов реализации — самым минимальным из всех однопрофильных фирм? Тогда опять совершенно не ясна цена финала и обеспечена бессонница.

Потекли томительные часы. Благо что день рабочий и текучку никто не отменял. Ничего не подозревающие и мало за что отвечающие работники фирмы по-прежнему ломятся со своими вопросами, которые сегодня им кажутся самыми важными, а мне пустяками. Ох, как я завидовал им всем в этих изматывающих душу обстоятельствах!

Такую острую зависть к простым людям, не обременённым тяжким грузом богатства, я уже испытывал.

Как-то, возвращаясь с отдыха из Карловых Вар, в самолёте я просматривал газеты. Ничего глубокого в них, как всегда, не было. Но, как дерево притягивает молнию, так и эти сухие тексты на высоте десяти тысяч метров притягивали какие-то информационные разряды из ноосферы. Идею об этой «сфере разума» в конце 1920-х годов заронил в головы двух французских философов — Эдуара Леруа и Тейяра де Шардена — русский академик Вернадский на своих парижских лекциях по геохимии. Шарден представлял её как невидимую оболочку человеческого сознания вокруг Земли, подобную пламени.

По-видимому, один из разрядов, порождённый бушующей информационной плазмой, и ударил в меня. Я вдруг внезапно понял, что будет жуткий обвал денег и всей российской экономики. Почему-то мне стало предельно ясно, что валютные долги подобны смерти.

Уже назавтра я обсуждал эту проблему со своим приятелем, специалистом по ценным бумагам Дмитрием, сидя пока ещё в своём, а не кредиторов, ресторане «Вернисаж» на пешеходной улице, глядя в окно на беззаботных людей, которым, в общем-то, особенно терять нечего. К тому же они ничего и не подозревают сегодня о финансовой катастрофе, волна которой, как зародившееся в океанских далях цунами, уже мчится на радостных отпускников, находящихся на импортном берегу в предательских лучах всевидящего солнца. Совсем скоро раздадутся крики и стоны погибающих людей, уносимых беспощадной волной.

Зная о надвигающейся катастрофе, я судорожно начал мастерить спасательный плот. Я пытался продать хоть что-нибудь из недвижимости, чтобы закрыть валютные долги за сахар и бытовую технику.

В те кризисные дни первым делом я поехал к своему, как я ошибочно считал, приятелю — к преемнику отца на посту директора мясокомбината. Он периодически покупал розничные магазины, потихоньку создавая свою торговую сеть. Купить один-два магазина по моей просьбе ему было несложно. Тем более что мой отец, можно сказать, подарил ему и его семье огромное предприятие, на пике авторитета добровольно отказавшись участвовать в выборах директора. Не скупал он и акции мясокомбината, не ставил в заместители и не прочил в директора меня или кого-то ещё из близких родственников. Более того, со мной вообще был уговор, чтобы я как можно реже появлялся в их управлении. Такое отношение к предприятию, созданному за многие десятилетия советской власти, он считал честным.

Но без меня на этапе становления рынка они не обошлись. Я придумал и создал им предприятие с частными торговыми точками на центральном рынке. Подготовил и зарегистрировал документы, предложил схему работы, а главное, пожертвовал надёжного главного бухгалтера и директора, которых хотел принять в свою фирму. С тех пор руководители комбината, в том числе и преемник отца, ощутили преимущества рыночной свободы предпринимательства на своём домашнем бюджете.