Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У крупных сетей, закупающих в добрый десяток больше нас, значительно меньше входные цены и совершенно другие схемы закупа. Многие виды товаров: сахар, мука, фрукты, крупы и т. д. — они могут брать вагонами непосредственно у производителей и импортёров. При этом выигрыш в цене в среднем 20–30 %, а иногда и все 50 %. Естественно, у таких фирм объективно относительная налоговая база может быть во много раз выше. Но и они, опережая прочие по налоговой нагрузке на рубль продаж, платят далеко не всё.
Таким образом и получается, что самые социально активные люди у нас, строго говоря, налоговые преступники, а значит, управлять ими много легче. Все у власти на крючке. Никто из бизнесменов открыто не идёт на Болотную площадь и не ведёт свои коллективы. Каждому за это светит разорение или тюрьма на вполне законных основаниях. Действует негласный договор: мы работаем, причём на свободе, и при возможности богатеем, вы, то есть власть, — делаете со страной что хотите. В результате самый активный пласт общества остаётся вне политической игры. Более того, известны случаи, когда на митинги, естественно, в поддержку власти, вывозили за пределы региона работников самых послушных — сырьевых предприятий, принадлежащих «ручным», ещё более уязвимым олигархам, сидящим с позволения власти на общенародных ресурсах и наследстве комсомольских строек.
Прикажут — повезут и многие представители среднего бизнеса: успешность и свобода дороже. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание», — учил классик политической экономии Карл Маркс. Поэтому зона ответственности большинства бизнесменов — только семья и коллектив, остальное — чужая планета. Как здесь не вспомнить Владимира Маяковского: «Если б вы знали, с какой болью ограничиваюсь свидетельской ролью».
Примерно такие мысли проносились в голове, пока финансист разговаривал с очередной представительницей «государственных интересов».
Всё, к счастью, имеет свой конец. Минут через двадцать Анатолий, изрядно покрасневший и слегка вспотевший, зашёл ко мне взволнованный, но главное — заметно оживший.
Сухой остаток разговора в том, что цифра недоимки, полученная расчётным методом, без учёта затрат, как мы и ожидали, пока астрономическая, и это вызывает страх, как огромная высота, независимо от надёжности страховки. Но есть и хорошая новость. Силовикам результаты проверки не переданы. А главная радость даже не в этом. Оказалось, что и сама проверка ещё далеко не закончена, и акта на сегодняшний день ещё нет и в помине.
Самая страшная бумага — о завершении проверки — оказалась ничем иным, как блефом налоговиков. «Для чего?» — недоумевал Анатолий. Мне же вспышка мысли от накала двух полушарий, впитавших весь жизненный опыт с точными науками, с бесконечными задачами, со стихами и живописью, за долю секунды осветила всю интригу сегодняшней ситуации. Игра стала понятна до самого «донца». В благодарность к ясности и свету зазвучали в сознании строчки Владимира Маяковского:
За одним блефом потянется и другой! Астрономической цифры штрафа быть также не может. Суд наверняка не пропустит такую цифирь. Метод без учёта затрат, даже если первичные документы утеряны, может существовать только для запугивания несведущих оппонентов. Ведь налоговики легко могут увидеть львиную долю всех затрат на оплату продукции в движениях средств по расчётным счетам фирмы, сохранившихся в банковских архивах. Зная это, можно приблизительно определить доход и НДС, а по налогам на физических лиц восстановить фонд зарплаты коллектива.
Но вряд ли для суда подойдёт и указанный метод. Он тоже неточен. Останутся неизвестными наличные платежи. Они хоть и ограничены ста тысячами по одному договору в день и на практике сегодня используются редко, но теоретически сумма затрат может набраться очень весомая. А бремя доказательств лежит, как известно, на налоговиках.
Правда, возможна уголовная ответственность за утрату документов, но только в случае, если будет доказано их умышленное уничтожение, как и банкротство, если оно умышленное. Но доказать умысел весьма сложно. Дела, доведённые до суда, как правило, единичны и имеют конкретных заказчиков, не скупящихся на взятки, или очень выгодны самим силовикам. В нашем случае выгода может быть, поэтому расслабляться рано.
Для передачи дела следователям неуплата должна быть далеко не сотни миллионов рублей, достаточно и двух. Если меньше двух миллионов и фирма пустая, то опасаться, скорей всего, нечего. Если же больше двух миллионов, тогда следует считать, сколько процентов составляет сумма неуплаты от уплаченных налогов. Если неуплата превышает 10 %, то только тогда дело идёт на дальнейшее расследование и возбуждается уголовное дело. Интересно, что при этом берётся во внимание не вся предъявленная сумма, а только прямая неуплата. Пени и штрафы за неуплату, а также и за непредставление документов исключаются при определении порогового значения, что, конечно же, выгодно бизнесу и обижает силовиков. Три, например, миллиона, конечно, не сто, но мороки и откупных будет много. Поэтому важно всеми силами минимизировать сумму неуплаты или оперативно погасить доказанный долг, не вынося сор из привычно-уютной налоговой избы. В общем, кому-то срочно нужно выезжать на переговоры к соседям.
Насколько трудно было, работая начальником цеха в тысячу человек, найти руководителя первичного коллектива — мастера, настолько трудно найти в фирме достойного переговорщика с многочисленной чиновничьей ратью, в частности, с налоговой инспекцией. Конечно, мог бы поехать я и сам. Вначале, когда ситуация казалась суперопасной, так и хотелось сделать. Но тогда цена вопроса была бы обязательно максимальной. В фирме только несколько специалистов, кому можно доверить щепетильное дело неформальных переговоров, обязательно увенчанных весомой взяткой. В теме и к тому же кровно заинтересован только финансист — бывший директор злополучной фирмы. Здесь важно не только умение общаться, но и вызывать спокойное расположение, симпатию и доверие, а также понимать суть вопроса, уметь слегка поспорить, донести и конверт, и выгодную для нас точку зрения.
Итак, взяв водителя-охранника на всякий случай, Анатолий в изрядном волнении, чтобы успокоиться, сам сел за руль и поехал в город недавней дислокации фирмы.
Неясным оставался важнейший вопрос — зацепили ли они информацию по квартире? Спрашивать напрямую, конечно, нельзя. Трата учредителем огромных средств на квартиру могла стать причиной преднамеренного банкротства. А это, опять же, статья УК.
Как гласит древняя мудрость: хочешь мира — готовься к войне. Как отбиваться в суде? Как оправдаться и доказать всё же взносы на выкуп квартиры? Корешок приходного ордера выплаты средств за квартиру с подписью кассира и бухгалтера, предположим, найдём, а если затерялся, сделаем новый — это несложно, но ненадёжно. Если их начнут допрашивать о дальнейшем движении средств, то они, конечно, запутаются, прошло уже три года, не выдержат милицейских уловок и давления. Много надёжней и слово, и подпись одного директора о получении средств, тем более он числился в то время и директором, и главным бухгалтером фирмы в одном лице. У него есть к тому же мощная защита от нашего «правосудия», спасающая почти наверняка от уголовной ответственности. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. Дело в том, что Анатолий два года назад имел традиционную российскую страсть к выпивке, к тому же запутался в личной жизни и как раз в дни передислокации фирмы, с чем-то похожим на белую горячку, попал в настоящую специализированную психушку. Ему прописали «ударное» лечение, после которого трудно выбраться из растительного состояния на свет Божий. Остатками сознания и интуиции он это понял и плакал по-настоящему, когда моей помощнице удалось к нему прорваться через полупьяный кордон в «лечебницу», перед которой меркнут тюремные стены. Я, хоть и находился в этот момент за границей, понял весь ужас ситуации и воспользовался всеми своими связями, чтобы вырвать его из этой гипертюрьмы и перевести в нервное отделение больницы общего профиля, где трезвый персонал, нет смирительных рубашек и страшных смирительных уколов, санитаров-«десантников» и курса лечения по жесточайшему алгоритму, направленному на уничтожение болезни вместе с личностью.