Кусатель ворон - Эдуард Веркин

– Тут тебя вылечат, – пообещал Пятахин. – Не переживай!

Герасимов вышел следом. Он был какой-то бледный и злой, мне стало его немного жаль. Баторцев у нас вообще-то никто не любит. И не потому, что они все туберкулезники, нет. Просто они чужие. Живут в своем интернате, если в город выходят – то кучей, а обычно так и вообще не выходят, у них там на территории все, что надо для жизни, есть. И огород, и бассейн, и сад, – одним словом, такая автономная туберкулезная община. Городские им завидуют немного, если честно. Не тому, что они туберкулезные, а тому, что у них все есть. Вот бассейн тот же – в городе давным-давно построить не могут, а в баторе 25 метров, и вышка даже маленькая. Или курсовой комбинат хороший – все баторцы бесплатно учатся на права, причем АВС сразу, а девушки все бухгалтерские корочки получают. И даже кинотеатр маленький – у нас в городе уже давно загнулся, а у них все новинки можно посмотреть.

Ну и дискотеки, само собой. Городских туда пускают только на Новый год, да и то не всех, а только отличников. И эти отличники потом рассказывают сказочные вещи – про дивные пироги с разными начинками, про баторскую группу «Палочка Коха», про подарки – я сам эти подарки видел, очень хорошие, плееры и телефоны.

– Сразу так диагноз не скажут, – проявлял свои познания Дубина. – Сначала возьмут соскоб с кожи, потом будут исследовать под микроскопом, а всех нас поместят в карантин.

– Короче, мы в этих Малых Поганницах неделю просидим, – закончила Снежана. – И все заразимся, не чесоткой, так этим… Паразитозом.

При слове «паразитоз» Пятахин вспомнил про меня и сел рядом.

– Слушай, Вить, давай быдлеску замутим, а? Вот смотри, как я придумал. Я возьму полпачки соли и насыплю ее в кружку…

Палец. Заболел у меня самым зверским образом. Наверное, это была аллергия. Сочетание Пятахина и его идей вызвало у меня мощный подагрический спазм. Мне захотелось на воздух. Я подошел к Александре, улыбнулся и взял ее за руку.

– Пойдем погуляем, – предложил я.

Александра была не прочь погулять. Жмуркин сказал, что, скорее всего, мы тут пробудем до вечера, а значит, придется искать ночлег, поскольку по технике безопасности путешествовать по ночам с детьми на борту нельзя. Так что мы можем гулять до вечера, а Жмуркин поищет пока, где нам приложиться на ночь.

Ну а если действительно чесотка…

– Чесотка… – задумчиво сказала Александра. – Чесоткой болел Чехов?

– Чахоткой, – поправил я. – Впрочем, может быть, еще и чесоткой. Впрочем, это не важно. Пойдем, Александра, село Спицыно основано в одна тысяча двести шестнадцатом году. Известно тем, что здесь недалеко проходил Владимирский тракт, по которому гнали в Сибирь братьев Карамазовых…

Село называлось Спицыно, насчитывало три тысячи жителей, две лесопилки, школу и районную больницу. Когда-то, если верить Сети, в этом селе проездом останавливался Толстой, не тот, который «Война и мир», а тот, что про вампиров.

– Тут есть дом, где два дня жил Толстой, – сказал я.

– Толстой, – тут же сказала Александра. – «Анна Каренина»!

– Да-да, именно здесь он ее и начал писать. Очень интересно. Возьми фотик.

Александра взяла фотик, и мы отправились гулять по селу Спицыну.

Село вытягивалось вдоль одной улицы, а та в свою очередь шла параллельно небольшой совсем речке, похожей, скорее, на большой ручей. Мы проследовали мимо почты, купили булок и молока в пекарне, поглазели на разваленную церковь, пожевали пироги. Я отыскал самый старый, покосившийся и уже наполовину вросший в землю дом и сообщил Александре, что именно здесь как раз и останавливался Толстой. Именно здесь, будучи жестко покусан клопами, он придумал сразу несколько сюжетов для своих бессмертных произведений. Кажется, Александра поверила. Во всяком случае, на фоне избы мы фотографировались долго и с упоением, до тех пор, пока на воздух не показался хозяин.

– О! – сказала Александра.

Хозяин был… ну, такой типический хозяин подобных домов. С почерневшей кожей, с бородой, в синем ретро-трико и в плотном вязаном свитере в черно-зеленую полоску.

– Потомок Пушкина, – сказал я. – То есть, конечно, Толстого.

– Десяточку бы, люди добрые, – прокашлял потомок и, немного подумав, добавил: – На хлеб.

Александра растрогалась и тут же дала потомку полтинник.

Потомок растрогался и разрешил нам сфотографироваться с ним. Сфотографировались. Александра вдохновилась настолько, что тут же переправила куда-то фотографии с потомком классика, наверное, своей троюродной тете, канцлеру бундесреспублики.

И я стал серьезно опасаться, что теперь у нас чесотка наверняка есть.

После Пушкина мы купили у бабушки банку черники. Я залил ее молоком, взболтал и вручил Александре:

– Лесной коктейль, заряжает витаминами на месяц.

Коктейль Александре понравился. Потом к нам, как всегда, прицепилась очередная кошка, похожая на злобного камышового кота, и Александра тут же купила в магазине сосисок и стала кота кормить и чесать за ушами, а я терпеливо стоял, ждал. Нет, определенно, русскому немцу немецкого немца понять сложно, иногда практически невозможно.

Накормив кошку пятью сосисками, мы отправились обратно, к автобусу. Александра была счастлива и весела, я ее понимал, это тебе не Швабия какая, там в каждой первой попавшейся канаве так запросто не встретишь потомка Пушкина, тут у нас шутки не шутят.

Вернулись к больнице уже довольно поздно, когда солнце стало садиться и появились комары, и мне пришлось заломать черемуху, для того чтобы отгонять от Александры кровопийц.

На лавочке возле центрального входа сидели наши. В странном сочетании, Рокотова и Пятахин. Пятахин смеялся и рассказывал Рокотовой из своей жизни. Как в детстве он пять дней лежал в инфекционной палате с подозрением на гепатит и эти пять дней открыли ему глаза на мир и на его в мире место.

– Там со мной дед один лежал, он был настоящим спецом по убийству мух. У него был носок с гречкой, он этим носком только так орудовал, мог слепня на лету легко завалить… Слушай, а правда, что от туберкулеза можно вылечиться, если съесть живую вошь?

Рокотова молчала и обреченно смотрела перед собой. Пятна на лице у нее не прошли, а как-то даже усилились, германистка стала похожа на плакат про корь и ее профилактику, я видел такие в медицинских училищах.

Жмуркин подошел, сел на скамейку, взял Рокотову за руки и принялся ее утешать. Говорил, что они ошиблись, что такое случается, что в сущности ничего страшного не произошло, подумаешь, аллергия, с кем не бывает, не надо принимать близко к сердцу, все пройдет, и печалька, и мочалька.

А с другой стороны бубнил Пятахин. Что у него вот бабушка знает один настоящий рецепт от туберкулеза, надо просто-напросто взять и на чесночном масле поджарить пять бородавок в лунную ночь…

Районная больница села Спицыно гостеприимно светилась тусклыми шестидесятиваттными лампочками. Больных по поводу лета было немного, то есть совсем почти никого, скамейки перед больницей пустовали, то есть не пустовали, конечно, на них расположились путешественники. Усталые и заморенные, даже Дитер ничего не рисовал, сидел себе потихонечку. Черт дернул эту Жохову, ехали бы и ехали…