Синий город на Садовой - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раньше не мог. Рядом с домом трубу прорвало, кругом с'сплошное море. Видите, с'сапоги…
— Ладно, хоть сам не потонул, — сказала Оля. Без всякой насмешки, с облегчением. Но обиженные глаза Нилки подозрительно заблестели. Борис быстро взял его за плечи.
— Не дуйся, Нил. Никто же не сердится, что ты опоздал. Подумаешь, полчаса…
Нилка объяснил сипловато:
— А еще мама не пускала. Говорит: нынче холодно, никуда не пойдешь, пока не оденешься теплее. Ну, я и надел этот балахон. В знак протеста. Пускай будет смешно…
— А чего смешного-то! — весело вмешался Славка. — Малость охламонисто — да. Зато оригинально… Знаешь что, Нил? Я тебе сейчас дам ведро с зеленой краской и кисть! Ты будешь мазать стену бытовки, а я расставлю мольберт и сделаю с тебя набросочек, а? С дальнейшим прицелом на картину! Во какая будет картина! Том Сойер конца двадцатого века, портрет в огуречных тонах! Согласен?
Славиным словам никто не удивился. Знали, что Слава не только строитель, но и художник. Правда, без диплома, потому что из института ушел, поспорив с начальством. Зато уже участвовал в областных выставках неформального творчества.
— Как хотите, — похоронно отозвался Нилка.
— Для Тома Сойера он сегодня слишком кислый, — озабоченно заметил Федя. — Нил, да что с тобой? Ну, подумаешь, семейные неприятности! У кого их нет…
— У меня это с'скоро пройдет, — шепотом сообщил Нилка.
Слава, пряча беспокойство, сказал:
— Ну, если не Том Сойер, то "Зеленый мальчик". И будет еще один цветной пацан в живописи. Шедевр номер два.
— Почему — два? — удивилась Оля.
— Потому что в мировом искусстве уже имеется картина "Голубой мальчик". Художник Гейнсборо, восемнадцатый век. Портрет Джонатана Баттла.
— Ой, у меня такая марка есть! — вспомнил Федя. — Нилка, я тебе потом покажу!
— С'спасибо.
— Слава, развеселите его, — попросила Оля. — Спойте снова ту песню!
Нилка проявил некоторый интерес:
— Что за песня?
— Одно и то же петь — это не дело, — решил Слава. — Слушайте другую песню. Бодрую, специально для повышения жизненного тонуса. — И он запел стремительно, будто прыгнул:
Все посмеялись и посмотрели на Нилку. Тот сказал:
— Спасибо. Очень хорошая песня… — Опустился перед костром на корточки и всхлипнул.
Борис быстро сел рядом.
— Нил. Выкладывай…
Тогда прорвались у Нилки слезы. И прорвалась правда:
— Вы же ничего не знаете!.. Пришло разрешение из ОВИРа… Мама говорит: "Будем с'собираться…" То запрещение было неправильное, его отменили. И теперь — пожалуйста!..
Всех будто придавило. Слава — тот, конечно, не знал про ОВИР и планы Нилкиных родителей, но сразу понял главное. Федя и Оля сели рядом с Нилкой и Борисом. Что тут скажешь, чем утешишь? Мальчишку ведь не спросят, взяли да повезли… А они как без Нилки? Вот тебе и "Табурет"…
Слава, уткнувшись подбородком в гриф гитары, сказал:
— Вот оно, значит, что. Ребенка увозят в райские края, а он не понимает своего счастья.
Нилка рывком повернул к нему мокрое лицо:
— На фига мне такое счастье!
— Детский безрассудный идеализм, полагающий, что дружба превыше материальных благ… — печально подвел итог Слава.
А Федя спросил безнадежно:
— Может, родители еще передумают?
Нилка обвел всех сырыми глазами. Шевельнул под свитером колючим плечом.
— Ну, теперь-то с'само собой… Уже передумали. Но какой с'скандал мне пришлось устроить…
Все качнулись к нему — обрадованно, недоверчиво:
— Нил, правда?
— Не поедете?
— Неужели тебя послушали?
— Да, но чего мне это с'стоило! Я ревел и орал с самого утра… Вы еще не знаете, как я умею… Думаете, я правда, что ли, из-за с'свитера застрял…
Оля опять спросила с опасливой радостью:
— Неужели тебя послушали? Это точно?
Нилка шмыгнул носом, улыбнулся сквозь слезы:
— Папа сказал: "Видишь, мать, что получается. На детских слезах счастья не построишь…" Мама, конечно, говорила, что я глупый и папа тоже глупый, но потом… с'смирилась.
— С'слава Богу, — без насмешки, от души сказал Борис.
И Нилка не обиделся. Он улыбался все веселее:
— Знаете, какое я поставил ус'словие? Говорю, если хотите ехать, тогда забирайте всех! Весь "Табурет". Ус'сыновляйте! Папа засмеялся и говорит: это затруднительно…
— Тем более, что меня невозможно усыновить, — заметила Оля. — Удочерить — это еще туда-сюда…
Нилка посерьезнел:
— Папа бы не отказался, наверно. Он про тебя говорит: "Какая талантливая девочка"…
— Чего ты выдумываешь, — смутилась Оля.
— Не выдумываю. Это после того, как он пленки посмотрел.
Все вспомнили, как Нилкин отец заходил к ним в гараж и смотрел уже готовые части фильма. И хвалил, как умело и остроумно смонтированы эпизоды. Оля тогда стеснялась, кусала костяшки пальцев, но потом все-таки попросила: "Аркадий Сергеевич, может быть, вы нам посоветуете что-нибудь? Ну, такое… профессиональное…"
Он и правда кое-что посоветовал. Но не много. Сказал, что у них, у "табуретовцев", свое видение мира. "Боюсь неуклюже вломиться в ваш стеклянный город…"
— А еще он обещал дать нам кассетник, чтобы озвучить фильм, — сказал Нилка.
Все чересчур громко обрадовались. Потому что тревога не исчезла совсем и ее старались прогнать лишним шумом. Пришла на помощь и погода. Зябкий ветерок утих, последние клочки облаков улетели, и солнце обрадованно обрушило с высоты густой июльский жар.
— Ух… — Нилка стянул через голову свитер.
— Э, Нилушка, — забеспокоился Слава. — А как насчет "Огуречного мальчика"-то? Попозируешь чуток?
— Ну, пожалуйста! С'сейчас?
— Сперва на колокольню! — весело скомандовала Оля.