Надежда на счастье - Лора Ли Гурк

Взяв одну из чашек, Конор откинулся на спинку стула и пробормотал:

– Да, почерк… И еще я думал: а какой мне смысл заниматься боксом?

Оливия внимательно посмотрела на него.

– А почему вы стали этим заниматься?

– Это способ заработать на жизнь.

– Но есть много других способов.

– Да, конечно. Но этот – один из самых простых.

Но такой ответ не удовлетворил Оливию. Она видела Конора за работой и понимала, что причина не в его лени.

– Вы никогда не думали о том, чтобы приобрести другую профессию?

– Например? – Он нахмурился и добавил: – Мне и грамота не очень-то нужна. Не надо уметь читать, чтобы понять вывеску в окне: «Ирландцы не требуются».

– А вам никогда не хотелось где-нибудь осесть, сделать ставку на что-нибудь более надежное, чем очередной бой?

Он покачал головой:

– Нет, никогда не хотелось. Мне нравится бродяжничать. Я не из тех, кто любит оседлую жизнь. Я люблю свободу.

– А почему бы вам не завести собственную ферму? На Западе полно земли под участки для поселенцев.

– Нет, я не фермер.

– А разве плохо быть фермером?

Он долго молчал, наконец, проговорил:

– Мой отец был фермером. И отец отца тоже был фермером. Мы выращивали картофель, как и другие. Видите ли, нам досталось очень мало земли – большей ее частью распоряжались британские землевладельцы. А картофель – это единственное, что мы могли выращивать на наших маленьких участках, чтобы прокормиться. Но потом пришел ocras. To есть голод.

Оливия молчала, и он продолжал:

– Однажды утром, мне тогда было одиннадцать лет, я проснулся от пронзительных криков. Я выбежал наружу, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел мать, отца и брата. Мать указывала на clochan,[13]где мы хранили урожай, всхлипывала и что-то говорила про картофель. Мы направились туда, мой отец открыл дверь… и в нос нам ударил ужасный запах…

Конор помолчал, потом опять заговорил:

– Мы вошли в clochan, и отец склонился над ларем, в который мы только накануне засыпали здоровый свежий картофель с поля. А когда отец поднял голову, я впервые в жизни увидел на его лице страх. И понял: случилось что-то ужасное. Заглянув в ларь, я не увидел картофеля. Там была какая-то слизистая масса, вонявшая серой и походившая на кашу…

Конор вздохнул и надолго умолк.

– Но мы все-таки взяли немного этой гадости и дали одной из наших свиней. Свинья сдохла, и мы поняли: это была отрава. Мы пошли в поле и попытались выкопать клубни, которые еще оставались в земле. Но все напрасно. За одну ночь вся зелень увяла, а клубни почернели. Всюду происходило то же самое, и этот ужасный серный запах был везде. Мне кажется, я до сих пор его чувствую.

У Оливии мурашки по спине пробегали, когда она слушала рассказ Конора.

– За месяц по всей Ирландии не осталось картофеля, – продолжал он. – А потом люди стали умирать от голода и болезней, и умирали тысячами. В нашей деревне даже гробов не хватало, и приходилось хоронить людей в общих могилах – просто забрасывали покойников землей, чтобы их не сожрали крысы.

Оливии стало дурно, и она прижала ладонь ко рту. Конор с трудом сглотнул, и его голос превратился в хриплый шепот:

– Отец умер первый в нашей семье. Отравление урожая сломило его, a fiabhras dubh убила его. Это черная лихорадка, вы называете ее тифом. Моя мать причитала три дня, так велика была ее скорбь. Тиф убил и ее неделю спустя. Она умерла в зарослях, потому что землевладелец изгнал нас из дома, а дом сожгли.

Конор пристально посмотрел на Оливию; глаза его сверкали гневом.

– Поэтому я никогда не стану фермером. Никогда. – Он встал из-за стола и пошел к двери. У порога остановился и, обернувшись, добавил: – Я никогда не привяжусь к клочку земли. Ни к женщине, ни к дому, ни к семье, ни к церкви. Теперь я – вечный бродяга.

Оливия смотрела на него сквозь слезы. Она молчала, потому что ей нечего было сказать ему в утешение, потому что у нее не было такого бальзама, который мог бы залечить его душевные раны.

Конор не мог убежать от демонов. Он пытался сбежать от них, но ему не удавалось бежать достаточно быстро. Всегда он бежал недостаточно быстро. Они бежали рядом, разговаривая с ним тихим шепотом, уговаривая. Он не мог обогнать их, потому что говорили они в его собственной голове. Конор остановился, упал на колени и зажал уши ладонями. Но он все равно слышал их шепот.

Будь он сильнее, он смог бы изгнать их. Он мог бы разбить себе череп, как ореховую скорлупу, и тогда наступил бы конец всему. Он крепко сжал руками голову, но сил у него не хватало. Никогда не хватало.

Оранжевый. Этот ненавистный цвет был повсюду, он окружал его. Адское пламя, оранжевые ленты, раскаленная кочерга, которой демоны пытали его. «Скажи нам, – бормотали они, – скажи, скажи, скажи…»

И он сказал.

Конор с воплем проснулся, вырвавшись наконец-то из этого ужасного сна. Приподнявшись, он обхватил голову дрожащими руками.

– Господи Иисусе, – простонал он. – О, черт, о, черт…

Внезапно дверь его спальни распахнулась, и он увидел перед собой Оливию. Глядя на него с тревогой, она спросила:

– Конор, что с вами?

– Все в порядке, – прохрипел он. – Отставьте меня.

Она не шевельнулась. У нее за спиной послышались шаги.

– Мама? Что с ним? У него снова кошмары?

Девочки. Он не мог допустить, чтобы они увидели его в таком состоянии.

– Уходите! – закричал Конор. – Оливия, не пускайте их ко мне!

Она колебалась.

– Так с вами все в порядке?

Он криво усмехнулся и пробормотал:

– Я чувствую себя замечательно. Спасибо, что побеспокоились.

Оливия попятилась к порогу, и дверь за ней закрылась. Конор вздохнул с облегчением и встал с постели. Приблизившись к умывальнику, он посмотрел на свое отражение в овальном зеркале. Лицо смертельно бледное, глаза покраснели, а подбородок покрылся темной щетиной. Он выглядел ужасно, но так и бывает с мужчинами, которые спят с демонами.

Оливия отправила девочек собирать ежевику. Ей не хотелось, чтобы они сейчас находились рядом с Конором. Она поставила на огонь чайник, а потом сварила крепкий кофе. Ей очень хотелось поговорить с Конором, но он ясно дал понять, что не хочет ее видеть, не ждет от нее помощи.

Внезапно послышались шаги, и кухонная дверь распахнулась. Переступив порог, Конор хриплым голосом проговорил:

– Доброе утро, Оливия.

– Доброе утро. – Она взяла миску и стала разбивать в нее яйца. – Садитесь, я уже приготовила вам завтрак.