Отягощенные злом - Александр Афанасьев

— Аллаху Акбар! — пронеслось над горами.

И огненная буря разразилась на пятачке.

Неизвестный снайпер солировал — его выстрелы, хлесткие и всегда безошибочные, заглушали стаккато автоматов. То один, то другой стрелок падали под шквальным огнем другой стороны, охотиться за снайпером было некому и некогда — смерть была здесь, рядом, в нескольких метрах. Почти одновременно погасли фары машин, разбитые пулями, с хлопками лопались шины, стальной град барабанил по кузовам, делая их похожими на решето. Дело было ночью, ни у той, ни у другой стороны не было ни прицелов, ни приборов ночного видения, но стрелять можно было, ориентируясь по вспышкам дульного пламени. Еще освещение давали горящие и загорающиеся машины. Смерть гуляла повсюду — и спасения от нее не было…

Одного из боевиков, которых привез с собой Мухаммед Фатех, звали Руби, но среди своих он был известен как Крысеныш. Он был совсем молодым — всего шестнадцать лет, и по молодости ему мало что доверяли. В этой бойне он оказался случайно, просто хозяин собирал всех и он оказался под рукой. Только и всего…

Крысеныш не был профессиональным солдатом, которого учили выживать в любых, самых страшных обстоятельствах, но у него было кое-что другое. Звериная хитрость, воспитанная в самых дурных районах Танжера, где могут убить за пачку сигарет. Дети в таких районах лет в одиннадцать-двенадцать становятся профессиональными убийцами. По законам большинства стран до четырнадцати лет ребенок вообще неподсуден, его нельзя приговорить к уголовному наказанию ни за какое, даже самое страшное, преступление. Очевидно, те, кто писал эти глупые законы, не знали про Танжер и про то, что там творится. Десятилетний ребенок вполне может нажать на спусковой крючок, с этим нет никаких проблем. Десятилетний ребенок невысок — прекрасно скроется в толпе, кроме того, от ребенка не ждут никакого подвоха. Такие вот малолетние убийцы, обученные циничными и жестокими воспитателями, перебрасывались на континент и к четырнадцати годам имели за спиной «багаж» в несколько десятков заказных убийств. После возвращения на Родину их нередко убивали свои же, опасаясь маленьких монстров, которых они создали…

Когда началась перестрелка — Крысеныш не стал палить, так как мозги у него работали не хуже, чем у любого иного спецназовца. Кто стреляет — тот и мишень, дульную вспышку не спрячешь… Вместо этого он откатился в сторону и застыл, став невидимым для всех…

Силы были примерно равны — по численности и огневой мощи, но горцы выигрывали. По очкам, но выигрывали. Многие были профессиональными солдатами, они были сильнее, жестче, жизнеспособнее уголовных ублюдков с побережья, которые вкусно жрали за хозяйский счет, почти не тренировались и максимум, что могли сделать, — с грозным видом постоять на разборке. Или поджечь магазинчик, владелец которого отказывается платить. В Танжере давно не было междоусобных войн, и авторитет того или иного бандита определялся по количеству людей в его банде. По количеству — но отнюдь не по качеству…

А горцы жили в горах, где им приходилось охотиться на скудную в этих местах дичь, и каждый патрон был на счет. Так что промахиваться они не умели…

Огонь стих, когда боевики Фатеха были выбиты полностью. Горцы потеряли около половины своих людей, но вместе с этим они потеряли и своего шейха…

Старший из оставшихся в живых подошел к тому месту, где происходили переговоры, включил фонарь. Луч света пробежался по разбитой голове шейха, потом перескочил на опрокинутого навзничь Фатеха. Его рубашку можно было выжимать от крови…

Подошел еще один боевик.

— Что будем делать, эфенди Салим? — спросил он.

Словом «эфенди» он признал нового вождя племени.

Салим указал на Фатеха.

— Отрежьте ему голову. И положите в мешок…

Да, шейх погиб, и по законам племен все, кто должен был сохранить его, но не сохранили, караются смертью. Но голова убийцы сильно меняет ситуацию. Да, шейх погиб — но мужчины племени отомстили за него и принесли голову убийцы на Совет племени. Тот, кто это сделал, имеет хорошие шансы стать следующим шейхом…

Салим осветил фонарем поле боя. Нельзя оставлять своих, те, кто погиб, должны быть похоронены до рассвета согласно законам шариата. Плохо, если не заведется грузовик…

Ему показалось, что в темноте, освещаемой лишь всполохами горящих машин, кто-то есть…

Он достал пистолет. С пистолетом в одной руке и фонарем в другой пошел к горящим машинам. Наверное… показалось, игра света и тени, отблеск языков пламени. Или джинны явились на пир…

Обогнул одну машину. Ничего. Другую. Ничего…

Он даже не понял, как умер. Просто длинное, заточенное до остроты лезвия шило с расплющенным кончиком проткнуло ему печень…

Крысеныш был слишком слаб, чтобы затащить упавшего на асфальт здорового мужика за машины. Он знал, что уже через несколько секунд пропавшего будут искать.

В темноте каркающими, отрывистыми голосами переговаривались враги…

Крысеныш обломком скальпеля, который постоянно носил при себе, перерезал автоматный ремень. Рука нащупала прохладную окружность гранаты на поясе…

Он выдернул чеку и бросил далеко вправо, в сторону. Раскатистым эхом треснул взрыв…

От машин врагов ударили две длинные автоматные очереди. Как раз вправо, туда, где был взрыв.

Подхватив трофейный автомат, Крысеныш рванулся в другую сторону, в темноту…

Его фигурка была отчетливо видна в сером поле прицела снайпера. Красное перекрестье прицела легло прямо на него…

Изображение в прицеле состояло из черного, почти белого и различных оттенков серого, но это был не термооптический прицел, какие идут по цене приличного автомобиля и какие выдают только в особые подразделения. Это был уникальный русский прицел ночного видения, третьего поколения, только начавший массово поступать в морскую пехоту и парашютно-десантные части русской армии, ведущей боевые действия на Востоке. В отличие от всех других конкурирующих прицелов, матрица этого прицела преобразовывала изображение не в зеленом спектре света — от зеленого сильно болят и устают глаза, а в гораздо более привычной человеческому глазу черно-белой гамме. Эти прицелы не экспортировались ни в одну страну мира и теоретически никак не могли попасть к боевикам. Однако же как-то попали…

Прицел был установлен на отобранной казачьей «снайперской винтовке Драгунова» впереди стандартного дневного прицела, дающего увеличение в пределах от двух до девяти крат. И винтовку держал в руках опытный снайпер, остававшийся в живых после четырнадцати лет джихада…

— Один уходит… — сказал он, — справа от ориентира два, двести метров. Дистанция около восьмисот. Убрать?

Лежавший рядом боевик оторвался от созерцания поля боя в североамериканский ручной термовизор. Он стоил в несколько раз меньше, чем прицел, потому что был всего лишь прибором наблюдения и не был приспособлен к установке на винтовку в качестве прицела. Боевики могли себе такое позволить…