Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

Забавно, но иногда, чтобы выжить, надо оказаться глупее своего противника.

Не проходит и нескольких секунд, как легкие у меня начинают гореть. Воздух настолько горяч, что видно, как он волнами поднимается от земли и клубится вокруг. Он высасывает из тела всю влагу и поедает капли пота. Глаза пересохли настолько, что стоит только мигнуть, как веки, словно песок, прилипают к глазному яблоку. Если дышать через нос, запекшимся губам становится легче, но это ничуть не влияет на то, что с каждым шагом температура тела поднимается все выше.

Тем не менее, я не сдаюсь, выжить почему-то кажется сейчас, вот в этот самый момент, не столь важно, как быть непойманным. Всю свою жизнь я провела за стеной. И не хочу оказаться в тюрьме снова. Даже если меня убьют в следующее мгновение после того, как схватят, это мгновенье окажется слишком долгим. Лучше умереть самой и сразу.

Хороша речь, не правда ли?

Поначалу идти нетрудно. Песок под ногами пружинит, и это для меня, привыкшей к синтетическим поверхностям, совершенно новое ощущение, я, можно сказать, наслаждаюсь им, тем более, что, когда хромаешь, песок, как воздушная подушка, облегая больную ногу, уменьшает боль.

Но через какое-то время песок становится мельче и глубже. На каждом шагу ноги проваливаются по лодыжки, и я волочусь, словно вброд перехожу реку. Я падаю, песок обжигает ладони, и все же я тащу себя вперед, пробираюсь через это безжалостное море песка.

С каждым шагом я проваливаюсь все глубже, но в своем полубредовом обезвоженном состоянии не вполне отдаю себе отчет в происходящем. Сначала ногам прохладно, и ощущение это настолько приятно, что я останавливаюсь и, перед тем как продолжить путь, секунду-другую просто наслаждаюсь им. Но при попытке вытащить ступню, песок стискивает ее и не выпускает. С гигантским усилием мне это все же удается, и я делаю еще шаг. Вытаскивая ногу, я замечаю, что песок липнет к подошве как-то необычно. Я стараюсь стряхнуть его, но он пристает и к ладони тоже. На ощупь песок кажется вроде как влажным, но когда я слегка потираю пальцы, никакой влаги не ощущаю.

Сбитая с толку, я стараюсь сделать очередной шаг, но на этой ноге больная щиколотка, и когда я вытаскиваю ее из песка, ощущение такое, будто нога сейчас просто отвалится. Я с трудом сдерживаю крик боли. Песок словно высасывает меня всю. Я в панике поворачиваюсь, но тело-то движется, а нога остается на месте, и я медленно падаю на грудь. Стараюсь удержаться при помощи рук, но опереться не на что. Ладони утопают в зыбучем песке, и я чувствую, как рот и нос мне, не давая вздохнуть и ослепляя, забивает какая-то жижа.

Как я только что сказала – лучше умереть, чем попасть в неволю? Не прошло и нескольких минут, как мне пришлось переменить свой взгляд.

Я дергаюсь, упираюсь – тщетно, только на миг удается поднять голову над зыбучими песками и сделать отчаянный благодатный глоток воздуха, а потом я снова скольжу вниз. Плавать я не умею, в водоем глубже домашней ванны никогда не погружалась. Но даже если бы умела, вряд ли это помогло бы мне в этой странной липкой песчаной массе. Она обволакивает, выпивает меня. Ощущение такое, будто меня старается проглотить какое-то живое существо.

Будто сама Земля меня поедает.

Я чувствую, как мое тело становится холоднее и мягче. Перестаю сопротивляться. На мгновенье это приносит облегчение – сдаться, очутиться в невесомости, осознать, что никуда бежать не надо и бороться тоже не надо, и просто навечно остаться в одиночестве.

Но тут меня хватают за руку и тащат наверх. Выволакивают из ямы. Кладут на раскаленный песок, и мне неважно, кто это, пусть даже зеленорубашечник с пистолетом, приставленным к моему виску. Будь у меня силы, я бы ноги ему поцеловала за возможность еще один, последний раз вздохнуть.

Чья-то рука стирает, с некоторой даже нежностью, грязь с моих губ и носа. Глаза по-прежнему забиты тем же самым месивом, открыть их я не в состоянии. Голова кружится, легкие ходят ходуном, воздуха не наберешь.

Теряя сознание, я слышу чьи-то слова:

– Да, девочка, спасать тебя – работа нелегкая.

Мир оживает медленно, шаг за шагом. Поначалу я не могу пошевелиться. Даже с трудом осознаю, что у меня есть тело. Может, я мертва? Звуки возвращаются раньше осязания. Прежде всего – какой-то шум, шелест в ушах. Мне представляется, что так вот шумит океан, накатывая на берег волну за волной. Этот «океан» – моя кровь, медленно пульсирующая в висках. Я лежу в темноте, практически не ощущая собственного тела.

Затем возникает неясный запах, теплый и приятный, я бы сказала, запах животного, если бы мне хоть раз встречались настоящие животные. От этого запаха мне становится едва ли не уютно… до пробуждения остальных членов. В мышцах я начинаю ощущать жар, в коже прохладу. И по-прежнему ничего не вижу, даже не могу вспомнить, как открываются глаза.

Потом приходит боль, она сваливается, как кирпич на голову, я стону – стону громко, хрипло. Болит все и по-разному. Болят мышцы, болят связки, ушибы, порезы, ожоги… и разбитое сердце.

– Открой глаза. – Не разберу, откуда доносится голос, извне или снаружи. Я чувствую, как чьи-то руки убирают с моих век комки песка. Руки большие. Добрые.

Ресницы трепещут. Темно. Неужели я целый день провела в забытьи?

Я моргаю, и мир рывком возвращается на свое место. Я прихожу в сознание.

На меня нацелены золотистые калейдоскопические глазные орбиты – гипнотическое сочетание цветов: карего, орехового и медного. Глаза второрожденного. Мне кажется, эти глаза мне знакомы. Но они на чужом лице.

Раньше они принадлежали бродяге-оборванцу. А теперь – молодому человеку примерно моего возраста, с высоким лбом, длинными, зачесанными назад каштановыми волосами и длинным, во всю левую щеку, серпообразным шрамом. Этот шрам я уже видела, только не помню…

Я озадаченно сдвигаю брови, а молодой человек посмеивается надо мной.

Меня это злит, злит его насмешливое, легкомысленное выражение – словно я не прошла через такие тяжкие страдания. К тому же он стоит слишком близко. Мне неприятно ощущать кожей исходящий от него жар. Не думая о возможных последствиях, я изо всех сил отталкиваю его и пытаюсь подняться на ноги.

Получается не очень. Тело как будто окаменело. Я перекатываюсь через рюкзак, затем делаю попытку ползти и тут же обмякаю.

Я уверена, что он меня сейчас прибьет, но он просто слегка отстраняется назад, словно играет с разбаловавшимся ребенком. И по-прежнему, черт бы его побрал, смеется! Смеется над моей болью и неспособностью постоять за себя.

– Ты кто? – Я неуклюже, ссутулившись, стою в нескольких футах от него, и на этом, пусть небольшом расстоянии, мне немного легче.

Он непринужденно садится, не переставая улыбаться.

– Наверное, надо тебе кое-что объяснить. Итак, ты хочешь знать, что я такое? – Он не сводит с меня своих широко открытых золотистых глаз, смотрит пристально, многозначительно.