Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Но и сооружение таких невероятных размеров не могло подавитьвеличия раскинувшейся перед ним площади. Вымощенная гранитом просторная пьяцца,расположенная в самом сердце Рима, являла собой подобие Центрального парка вклассическом стиле. Овал шириной 240 метров двумя полукружиями обрамляла крытаяколоннада из 284 стоящих в четыре ряда дорических колонн, над которыми высились140 скульптурных изображений святых и мучеников. Высота колонн в каждом ряду помере приближения к площади немного уменьшалась, что создавало своего родаtrompe l'oeil[40] призванный подчеркнуть величие этого места.По обеим сторонам площади располагались два прекрасных фонтана, а в самом еецентре возвышался привезенный Калигулой египетский обелиск. Император украсилобелиском цирк, и лишь в 1586 году камень нашел свое место на площади передглавным собором католического мира. Теперь на его вершине сверкал крест —символ христианства.

Интересно, что подумал бы святой Петр, окажись он сейчасздесь, размышлял Лэнгдон, глядя на святыню. Петр умер, распятый вниз головой наэтом самом месте, и теперь его прах покоился в гробнице, расположенной вглубоком подземелье под куполом базилики. Это была самая почитаемая из всехгробниц христианского мира.

— Ватикан, — произнес пилот без тенигостеприимства.

Лэнгдон посмотрел на маячившие впереди стены и бастионы,окружающие здания Ватикана. Очень неподходящая… какая-то слишком земная защитадля мира духа, власти и старинных тайн, подумал он.

— Смотрите! — крикнула Виттория, потянувамериканца за рукав и приникнув к иллюминатору.

Лэнгдон вытянул шею и посмотрел на площадь Святого Петра.

— Смотрите туда…

Лэнгдон взглянул в указанном направлении, и ему показалось,что он увидел автомобильную парковку. Дальняя часть площади была заполненаогромными автобусами и фургонами, с крыш которых в небо смотрели тарелкителевизионных антенн. На тарелках можно было прочесть хорошо знакомые надписи:

ЕВРОПЕЙСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ

ВИДЕО-ИТАЛИЯ

БИ-БИ-СИ

ЮНАЙТЕД ПРЕСС ИНТЕРНЭШНЛ

Неужели сведения об антиматерии уже просочились в прессу?Этого не может быть, несколько растерянно подумал Лэнгдон.

— Почему здесь так много представителей прессы? —напряженным голосом поинтересовалась Виттория. — Что у вас происходит?

— Что происходит? Неужели вы не знаете? — бросивна нее через плечо недоуменный взгляд, спросил, в свою очередь, пилот.

— Нет! — резко и чуть хрипло ответила она.

— Il Conclavo, — ответил пилот. — Двери будутопечатаны примерно через час. Весь мир следит за этим событием.

Il Conclavo.

Это слово долгим эхом отозвалось в мозгу Лэнгдона и тяжелымкамнем обрушилось куда-то вниз, в область сердца. Il Conclavo. Ватиканскийконклав. Как он мог забыть? Совсем недавно об этом сообщалось во всех сводкахновостей.

Пятнадцать дней назад, после двенадцатилетнего пребывания наСвятом престоле, ушел из жизни всеми любимый папа. Во всех газетах мира появилисьстатьи о случившемся во время сна кровоизлиянии в мозг. Эта смерть сталанастолько неожиданной, что у многих возникли подозрения относительно еедействительной причины. Однако об этом предпочитали говорить шепотом. И воттеперь, следуя традиции, ровно через пятнадцать дней после кончины папы,Ватикан созвал конклав. 165 кардиналов съехались в Рим со всех концовхристианского мира. Эти наиболее могущественные священнослужители собралисьсегодня в Ватикане для того, чтобы избрать нового папу.

Все кардиналы планеты под одной крышей, думал Лэнгдон, когдавертолет пролетал над собором Святого Петра. За собором его взору открылисьзнаменитые сады Ватикана и здание правительства.

Вся властная структура римско-католической церкви оказалась— в самом буквальном смысле этого слова — на пороховой бочке.

Кардинал Мортати, безуспешно пытаясь сосредоточиться,смотрел в роскошный потолок Сикстинской капеллы. Покрытые фресками стеныотражали голоса собравшихся в капелле кардиналов. Съехавшиеся со всего мира священнослужителитолпились в освещаемой свечами часовне, оживленно обмениваясь впечатлениями изадавая вопросы. Разговаривали взволнованным шепотом на многих языках,универсальными же средствами общения оставались английский, итальянский ииспанский.

Традиционный способ освещения Сикстинской капеллы был весьмаэффектным. Солнечный свет попадал в помещение через цветные стекла подпотолком, создавая впечатление, что эти яркие, рассекающие тьму лучи нисходятпрямо с небес. Так было всегда, но только не сегодня. Согласно традиции, всеокна капеллы были затянуты черным бархатом. Это делалось для сохранения тайны.Для того, чтобы никто из находящихся в помещении людей никак не мог связаться свнешним миром. Глубокую тьму Сикстинской капеллы слегка разгонял лишь свет отгорящих свечей… Создавалось впечатление, что это мерцающее сияние очищалокаждого, кто с ним соприкасался. Кардиналы в этом свете казались бестелеснымидухами… становились похожими на святых.

Какая честь, думал Мортати, наблюдать за этим священнодействием.Кардиналы старше восьмидесяти лет папой быть избраны не могли и на конклав неприглашались. В свои семьдесят девять лет Мортати оказался старшим по возрасту,и ему доверили следить за процедурой выборов.

Следуя древней традиции, кардиналы собрались в капелле задва часа до открытия конклава, чтобы поговорить со старыми друзьями и провестипоследние консультации. Ровно в семь часов вечера в капелле должен былпоявиться камерарий[41]покойного папы, чтобы прочитать молитвуи тут же удалиться.

Затем швейцарские гвардейцы опечатают двери, заперевкардиналов в капелле. Лишь после этого можно будет приступить к древнейшему исамому таинственному политическому ритуалу. Кардиналов не выпустят на свободудо тех пор, пока они не решат между собой, кому быть новым папой.

Конклав. Даже само это слово подразумевало тайну. «Conclave» — в буквальном переводе «закрытый на ключ». Кардиналам категорическизапрещалось в это время вступать в какие-либо контакты с внешним миром. Никакихтелефонных звонков. Никаких посланий. Никаких перешептываний через замочнуюскважину. Конклав являл собой вакуум, не подверженный воздействию внешнейсреды. Ничто не должно было повлиять на решение кардиналов, поскольку «solumDum prae okulis» — «лишь Бог был перед их глазами».