Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - Елизавета Топалова

Бецкой так надоел Фальконе своими требованиями взять ученика, что ему вновь пришлось обратиться к императрице. «Господин Бецкой настоятельно требует, чтобы я взял себе ученика Академии, – жаловался он. – Я высказываю ему причины, по которым не хочу этого. Не внимая им, он продолжает выставлять свои доводы и, чтоб доконать меня, прибавляет – Вы прогневаете императрицу. Я давно перестал быть школьным учителем. Я привык к той свободе, которая мне теперь особенно необходима. Ничего не знающий юноша замучит меня, будь он кроток, как красная девица. Когда герой и его конь распалят мою голову, юноша собьется с толку, я его прогоню, все это кончится, без сомнения, дурно; благоразумнее не начинать».

Императрица его поддержала. «Самое важное для меня и для нашего дела, чтоб вас оставили в покое, и, следовательно, у вас не будет ученика. Если мне о том говорили, то я уже забыла об этом», – отвечала она Фальконе.

Именно в это время Фальконе решает поместить под копытами лошади змею, как олицетворение зла, с которым боролся Петр, хотя до этого он был против всяких аллегорий в памятнике Петру I. Но теперь он стал думать иначе: у Петра были враги не только внешние, но и внутренние. Кроме того, назначением змеи было стать опорой памятника.

Бецкой был категорически против змеи, и Фальконе вновь обращается к императрице: «Некоторые люди считают, что змею надо убрать, но без этой опоры статуя будет весьма ненадежна. Эти люди не делали моих расчетов. Они не понимают, что если послушаться их совета, то памятник будет недолговечным. Если я не подумал о том вначале, то потому только, что не приступал еще к работе. Но змея нужна не только для опоры. Она имеет значение тем большее, что усиливает смысл произведения. Она символизирует зависть. Петру Великому перечили зависть и коварство, это несомненно, он мужественно поборол их, это тоже несомненно. Такова участь всякого великого человека. Змея, попираемая ногами коня, изображает ненависть и злобу, противодействующую предприятиям великих людей. Всадник раздавил тех, кто мешал свободному движению коня. Таким образом, змея имеет смысл, который скрывает необходимость к ней прибегнуть. Господин Бецкой не согласен с аллегорией змеи, о которой я просил его. Пренебрежение этой простой, ясной эмблемой равнозначно непониманию самого предмета. Если Вы дадите мне знак своего одобрения, то, пренебрегая жужжанием у ушей своих, я пойду прямо, не оборачиваясь. В моем ремесле, так же как и в некоторых других, следует прежде действовать, а потом просить совета, иначе подвергаешься заслуженному обвинению в том, что думаешь чужим умом».

Бецкой был возмущен и всячески старался убедить императрицу в обратном. Выслушав его, императрица все же приняла сторону Фальконе. В ответном письме она пишет ему: «Насчет змеи я не навязываю свое мнение. Я лишь хотела выяснить возможные против змеи возражения, но теперь я ей не противлюсь».

Однако Екатерину уже тяготила эта роль постоянного судьи между двумя ожесточенными противниками. Фальконе постоянно жалуется ей на Бецкого, который мешает ему работать. «Г-н Бецкой делает мне честь искренне меня ненавидеть и дает мне в том заверения весьма часто, – пишет он. – Как плодотворны поля бессмыслия и гнусности! Лживые сердца, кривые умы – суть необоримые гидры, не успеешь открыть и отринуть какую-нибудь пошлость или злую выходку, как на вас сыплется их целый рой: ничто так неутомимо. Так как подобных людей на свете множество, то не мудрено, если тот, кто осмеливается быть счастливым в своем уголке без их позволения, должен ожидать от них преследований».

«Г-н Фальконет, презирайте болтунов и сплетников, будь между ними и почтенные люди, – вот что я повторяю и что уже неоднократно вам говорила, – отвечает Екатерина. – Ваши недоброжелатели не стали бы вам завидовать, если бы вы внушали им жалость. Вы имеете признаки их уважения. Побеждайте все препятствия и не тужите ни о чем, на этом свете препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их уничтожали и тем умножали свою репутацию. Вот назначение препятствий. Говорят, что к старости делаешься брюзгой, да предохранит нас с вами от этого небо. На днях я ясно высказала г-ну Бецкому свое намерение, чтобы вам не надоедали. Я послала Вам книгу, по прочтении отправьте ее г-ну Бецкому».

Но невинные уловки императрицы, направленные на то, чтобы примирить два самолюбия, успеха не имели. Война разгоралась все сильнее.

После змеи другим камнем преткновения в отношениях Бецкого и Фальконе стала гранитная скала. Постамент в памятнике Петру – это часть изваяния, неотделимая от образа самого героя, – считал Фальконе. Образ скалы как символа побежденных трудностей представлялся Фальконе в форме дикой каменной кручи, которую одолевает герой. Это должна быть подлинная скала, глыба гранита, «вырванная у природы». Бецкой считал поиски такого камня-монолита безнадежными, но Фальконе при содействии Академии художеств и с помощью Ласкари удалось добиться того, что заказ на такой камень стал известен местным жителям. Нашедшему такой камень Академия обещала денежное вознаграждение. Фальконе верил в чудо, и чудо свершилось – в сентябре 1768 года недалеко от Петербурга, близ селения Лахта, в шести верстах от берега Финского залива был обнаружен огромный камень, как раз такой, какой требовался по условиям Академии, известный в окрестности под названием Каменная гора или Гром-камень. По преданию, Петр I, выбирая место для строительства города, взбирался на эту крутую гору и обозревал с нее окрестности. Камень был отмечен в одном месте ударом молнии, отчего и получил название Гром-камень.

Фальконе, приехав и осмотрев скалу, не мог поверить этой редкой удаче. Но перевозка Гром-камня обычным способом оказалась безрезультатной. Глыба весила 100 тысяч пудов. Канаты обрывались, срывались лебедки. Испробовали тысячу способов, пока Ласкари не пришла в голову мысль перемещать камень на шарах, установленных в специальных желобах, подведенных под скалу. Благодаря активности и энергии Ласкари была быстро организована перевозка камня. Бецкой, вначале сильно раздраженный и раздосадованный усердием своего адъютанта, которому он перепоручил свои заботы о скульпторе, вскоре заинтересовался работами. Перевозка камня таких размеров была до сих пор невиданным в Европе делом и обещала много славы тому, кто к ней причастен. Зрелище действительно было грандиозное. При огромном стечении народа по сигналу барабанщиков, которые отбивали дробь на вершине скалы, несколько сот крепостных приводили в движение канаты, притягивающие скалу. Императрица и великий князь с многочисленной свитой тоже приезжали смотреть на эту работу. Одновременно 40 каменотесов по распоряжению Фальконе обсекали скалу, придавая ей задуманную скульптором форму, а также для того, чтобы избавиться от лишнего веса при перевозке. Но эти работы были сразу же приостановлены Бецким, который считал, что чем больше будет камень, тем больше шума его перевозка наделает в Европе. Фальконе, не отвечавший ни за исправность перевозки, порученной Ласкари, ни за излишние при этом издержки, не мог, да и не имел права настаивать на своем мнении. Когда камень был доставлен на место, Бецкой продолжал настаивать на сохранении громадных размеров камня неприкосновенными, и Фальконе с большим трудом удалось настоять на том, чтобы подножие имело форму, пропорциональную самому памятнику.