Жандарм. На пороге двадцатого века - Андрей Саликов

– Пётр Александрович! – окликнул командир «Рюрика» Сильман. – Мне очень жаль, что именно вас откомандировали к этому. – Скривившись, словно хлебнув рыбьего жира, кавторанг участливо посмотрел на молодого офицера. – Готовьте партию…

Бывшие в кают-компании офицеры, узнав о назначении, в едином порыве собрались обратиться к Сильману, причём кое-кто отпускал такие эпитеты в адрес жандармов, что старшему офицеру пришлось повысить голос, остужая наиболее горячие головы.

– Итак, господа, – произнёс он, когда мичман Игнатьев-3 замолчал. – Вы называете это разными словами, мне в свою очередь это тоже не нравится, но приказ надлежит исполнять.

Если на «Рюрике» к переменам в его судьбе отнеслись с пониманием, то завистники не замедлили «посочувствовать».

– Вас можно поздравить, мичман? – спросил знакомый голос.

– Да, – ответил он, стараясь не показать своего истинного отношения.

Стоящий перед ним поручик Маландин с преувеличенной заботой смотрел на бывшего соперника. Вырубов помнил, как вспыхнули ненавистью глаза пехоты, узнавшей, что в Маньчжурию направляют флотских. Для них это был, можно сказать, единственный шанс резко продвинуться по карьерной лестнице. И его у них отобрали. Зато теперь они непременно осведомлялись, кому ещё оказана столь высокая честь, ведь не каждого пошлют усилить отряд жандармов. От дуэли мичмана уберегла лишь скорая отправка…

В пришедшей на моё имя телеграмме наместник приказывал прямо и недвусмысленно не использовать морячков в качестве гарнизонов. Тягаться с пусть и внебрачным, сводным братом царя я не собирался, как и указывать на то, что он отвечает за Южную Маньчжурию (и не его собачье дело, что у нас на Севере творится), м-да, помнят Плевну, паскуды, и кто там отличился. Сам марш мне навсегда врезался в память, обезлюдевшие деревни на нашем пути (похоже, большинство присоединилось к ихэтуаням), оставшееся население, смотрящее словно волки… Пришлось отдать приказ не пить из колодцев и не покупать никакую пищу. Недалеко от дороги нашли несколько тел с отрубленной головой, по одежде – китайцы, один, судя по вырезанному на груди кресту, был христианин. Прискакал гонец (большое спасибо Александру Алексеевичу, выделил два десятка верховых, зато наместник, яти его мать, отослал сотню Верхнеундинского полка в Тяньзинь, пойдя на поводу у «цивилизованных») с донесением, что в полутора верстах замечен отряд мятежников числом не менее ста человек.

– Так, от Меркулова пусть пойдёт полурота, из пулемётной команды выделить одну картечницу. И Силина отправьте вместе с ними, – кивнул подъехавшему Милютину в сторону небольшого камня. Тот понятливо направил своего коня в указанном направлении. – Ну что, Иван Тимофеевич. – Спешившись, я достал из сумки карту и начал её внимательно изучать. Конечно, она была далека от совершенства, но и её хватило, чтобы понять: скоро нам предстоят столкновения с мятежниками. – Видишь, раз, два, три… три деревни, можно сказать, рядышком стоят. В одной раньше постоялый двор был, не самый лучший, но хозяину хватало, тут повозки чинили, тут ремонт производили.

– Одним словом, – криво улыбнулся начштаба, – нас здесь не любят, и это ещё мягко сказано. И самое плохое, это не крестьяне… – Он замолчал, не желая произносить слова «опора трона».

Да, именно так и обстояли дела, в другой ситуации они стали бы нашими союзниками (относительно, конечно, но всё же, всё же…), теперь они наши лютые враги – мы их РАЗОРИЛИ, а это нигде не прощают.

– Вот именно, – согласился я. – Теперь, главное, хочу расшевелить губернаторские роты, а то они для меня настоящие терра инкогнита. Жандармы мы или нет?

Намёк на провокации, о которых так самозабвенно говорят во всех слоях общества, вызвал у всех циничную улыбку…

– Командира второй роты китайцев ко мне.

– Слушаюсь, господин полковник! – Потапов с шиком бывалого кавалериста птицей влетел в седло. С лёгкой завистью проводил своего адъютанта, мне, увы, до такого уровня просто не дорасти. Мозги устроены по-другому (ну не смог я перестроиться, что ж поделать). А вот у ротного, молодец, строевые приёмы русского образца.

– Итак. – Убедившись, что нас никто не слышит, я задал давно интересовавший меня вопрос: – Чжао, а почему ты не пошёл в писцы? Или не озаботился поступить в школу искусств? – Повернувшись к нему, пытливо посмотрел в его глаза. – Почему армия?

– Видите ли, – очень осторожно подбирая слова, начал Шунь. – Матушка очень хотела, чтобы я стал уважаемым человеком…

– Хм, солдатом? – иронично осведомился у него. Интересно, как он станет отвечать? Сейчас отношение китайцев к армии такое же, как у нас в 1990-е и в начале 2000-х, то есть служат лохи.

– Не совсем так, по мнению моей матушки, состоявшийся человек – это тот, за кем стоит сила, – нейтрально закончил мой визави.

– А почему не краснобородые? Гораздо денежнее и опасности не в пример меньше, – делано удивился я, внимательно наблюдая за китайцем.

– Для кого-то это верх мечты, – согласился Чжао. Русский неспроста задаёт вопросы, явно тот смесок-переводчик ему многое рассказал об империи. – Мне недостаточно быть вожаком разбойников… К тому же редко кто из них заканчивает свои дни в постели. – Говорить о том, что конные команды охотятся на особо наглых главарей, он не стал. Хотя и слышал о скрытой вражде внутри жандармов, но тут вспомнилась поговорка, услышанная от купца, мол, «две собаки дерутся – третья не лезь».

– Зато покровительство сильных мира сего. – Голос подполковника был чуть ироничен.

– Они переменчивы в своих симпатиях, – тут же нашёлся Чжао. «Особенно если предложат хорошую цену», – мысленно добавил он.

Пример Чанга годичной давности хорошо показал молодому китайцу, что стоит такая «забота». Тот промышлял похищениями состоятельных людей, как водится, заигрался и по милой привычке послал отрезанную голову не успевшим заплатить за «гостя» родственникам. В результате и он, и весь его отряд был уничтожен, а покровитель угодил в засаду и погиб со всей свитой. Чьих это рук дело, никто не сомневался, но больше так демонстративно своё «неудовольствие» краснобородые выражать не решались.

– Всё зависит от человека, – обтекаемо произнёс я, внутренне ухмыляясь, поскольку лично общался с поручиком Голицыным (ага, сам чуть не заржал, между прочим, он на самом деле из этой семьи, но какая-то захудалая ветвь), командовавшим конной командой, провернувшей такую блестящую операцию.

Напоминающий Гринёва (и воспринимаемый окружающими именно так), он, в отличие от последнего, закончил Николаевское кавалерийское третьим в выпуске и сразу написал прошение о переводе в корпус. С последним всё было понятно – Сергей послал старший курс далеко и надолго вместе с «давними и славными традициями». А двоих любителей цука едва не угробил на дуэли (руководство, естественно, спустило всё на тормозах, дабы не выносить сор из избы), а он два года учился в атмосфере всеобщего (и преподы те ещё суки оказались) остракизма. Ловить ему в армии после этого было нечего, зато мы приобрели толкового офицера. Отправленный на задворки империи, он не впал в уныние, а, наоборот, с удвоенной энергией взялся за подготовку своей команды. И через полгода его стали приводить в пример, как следует нести службу. Пикантность заключалась в том, что тыкали носом как раз армеутов. И когда оборзевший от собственной крутости и безнаказанности отморозок оставил своеобразное напоминание о просроченном платеже, Владивостокское управление послало его выправить ситуацию.