Схватка - Михаил Голденков

Правда, и в Пруссии без кризиса не обошлось. Былой товарищ Богуслава по баталием против Яна Казимира Вильхельм потребовал, чтобы дворянские сословия присягнули ему, как ранее те присягали польской короне. Неожиданно ему отказали, и кульминацией противоборства стали 1662 и 1663 годы. Жители Кенигсберга, или все еще Крулевца, не желали, чтобы при объединение Бранденбургско-Прусского государства их права значительно ограничивались, чего не было при Речи Посполитой. Оба сословия Кенигсберга выдвинули своих предводителей опозиции. От бюргерства им стал Иероним Рот, являвшийся представителем партии общин в ратуше и пользовавшийся немалым авторитетом. Иероним Рот не признавал Оливский мир со Швецией, закрепивший права курфюрста на владение Пруссией, и обратился за помощью к Яну Казимиру, который искал, кто бы ему самому помог в его бедах и проблемах. Польский король, тем не менее, порывался поддержать оппозицию, но его руки были опутаны обязательствами по Велауско-Быдгощскому договору и Оливскому миру. Хотя обещания кенигсбержцам он все-таки дал.

В те дни самого курфюрста в Кенигсберге не было, и все дела за «внука» решал Богуслав Радзивилл и Отто Шверин. Однако Рот жутко мешал. Богуслав предложил его изолировать.

— Как? — спросил Шверин.

— В тюрьму упечь, и все дела, — пожал плечами Богуслав, — мы же либералы!

Но это сделать оказалось не просто. Сам Рот то скрывался в Кнайпхофе, то выезжал в Варшаву.

Все благополучно решилось, когда курфюрст, поддержанный драгунами Богуслава, с войсками в октябре 1662 года сам появился в Крулевце-Кенигсберге. Хвала Господу, до сражения или просто стычек дело не дошло. Пострадал один лишь Рот: его задержали, арестовали, судили, но затем, благородный Фридрих счел необходимым судебную сторону проблемы закрыть, но Рот, тем не менее, оставался пока что под стражей.

И вот, наконец-то, 17 и 18 октября 1663 года сословия принесли присягу курфюрсту в обмен на сохранение за Кенигсбергом его былых привилегий.

Благодарный Слуцкий князь выполнил просьбу Фридриха Вильхельма: повез своего внучатого родственника охотиться на зубра. Зубр, этот царь литвинских лесов, стал уже совсем редким зверем в лесах других европейских королевств, а в Пруссии, как и в Саксонии, его не стало и вовсе.

— У меня есть хорошее охотничье угодье под Гродно, — говорил Богуслав курфюрсту, — там леса дремучие, дичи полно, там и поохотимся. Местный лесник Адам Смокту-нович опытный, каждую тропку там знает. Он и выведет нас на зубра…

Но Смоктунович, угрюмый и высокий рыжебородый мужик, кажется, не особо обрадовался высоким гостям.

— Зубр… — ворчал Смоктунович. — Мало и у нас осталось зубра. Московиты города пожгли да вески, а потом еду искали да немало зверя постреляли в лесах, когда были здесь. Поберечь бы.

— Мы только одного завалим, — успокаивал лесника Богуслав…

Курфюст лишь усмехнулся наблюдая, как Смоктунович вооружается луком. Но лесник пояснил:

— Лук бесшумно бьет, не то что стрэльба! Пуля — она дура, рана тут же затягивается жиром, а стрела рану держит, и кровь продолжает идти. Зверь и ослабнет. Жаль, что вы, паны ясновельможные, луком не владеете…

И вот кортеж охоты на месте. Осенний пожелтевший лес словно притих. Передав лошадей гайдукам и приказав им идти долиной, ясновельможные князья с лесником начали подниматься по заросшему откосу. Шли тихо, курфюрст — в середине, чуть приотстав от Смоктуновича… Прошли уже больше версты. Зубрами даже и не пахло. Хоть бы заяц или дикий кролик мимо пробежал за все время… Вильхельм усмехнулся, повернувшись к Богу славу, сказал по-немецки:

— Распугал московит ваших всех…

— Ш-ш! — Смоктунович не дал договорить, поднял предупреждающе руку. Все трое опустились, положив мушкеты на колено. Смоктунович достал из колчана стрелу и вставил в тетиву. На самой опушке леса, где большие валуны камней прорывали гущу ельника, испуганно переступали с ноги на ногу четыре косули.

— Аленяне, — прошептал охотник, — я подстрелю первого, а вы по тем двоим пуляйте.

— Найн, найн, — покачал длинными светло-рыжими волосами курфюрст.

— Будем стрелять, распугаем и зубра. Только на зубра охота. Никаких оленей, — погрозил пальцем Богуслав Смоктуно-вичу. Тот кивнул, мол, нет, так нет. Он убрал стрелу, обратно вставив ее в колчан.

Они вновь пошли вперед. Долго двигались вдоль заваленного камнями крутого склона холма, заросшего соснами и елями. Лес словно вымер. Было тихо и солнечно. Типичное бабье лето, пусть для него время было достаточно позднее. В бесплодном поиске зубра прошло почти пять часов. День стал клониться к закату. Небо затянуло, пейзаж сразу посуровел, а настроение прусского гостя явно испортилось, как и намокли полы его темно-зеленого охотничьего камзола.

— Нихт зубр, — разочарованно говорил он Смоктунови-чу, — даст ист дрэнно.

— Я же говорил. Война и на звере отразилась, — оправдывался лесник.

Богуслав недовольно кривил губы:

— Ну, вот, привез, называется, гостя на зубра! Адамка, ты бы сам на себя шкуру накинул да зубра бы изобразил, а то позоришь перед паном курфюрстом! Кстати, опытные лесники так и делают, — шутил Богуслав. Смоктунович лишь виновато зыркал на панов, уходил вперед, возвращался…

— Животина же того, разумная, — продолжал оправдываться лесник, — мы за ним, а он от нас. А может и нет тут никакого зубра больше. Война прошла, и что сейчас в лесу творится один леший ведает.

— Ты на войну все не сваливай! — отчитывал лесника Слуцкий князь. — Тебя послушай, так московиты не против нас, а против зубров воевали.

— Так и есть, пан Богуслав…

Серые облака стали низко, словно крышей накрыло лес, пошел мелкий дождик, зашуршав вначале по листве деревьев, а потом и закапав на плечи, шляпы…

Богуслав и Вильхельим шли, прикрывая плащами мушкеты от редких капель воды…

Прусский курфюрст уже был не против вернуться: он дважды доставал из кармана часы в форме луковицы, смотрел на циферблат, сокрушенно качал головой, говорил негромко «шайзе», прятал часы обратно в карман, но продолжал терпеливо идти за лесником.

Богуслав брел последним, все время поглядывая на верхушки деревьев… Сзади что-то хрустнуло. Богуслав остановился. Тихо, не оборачиваясь, шагнул к сосне, прижался к стволу спиной, осторожно выглянул. Лиса или заяц? Может, хотя бы их пристрелить на зависть и Смоктуновичу, и Вильхельму?

Из-за поваленного ствола старой ели, покрытой грязнозеленым мхом, торчал бурый горб чего-то живого. Богуслав присмотрелся… Вот показалось и два широко поставленных коротких рога. Зубр! Богуслав глянул в сторону лесника, но оба его товарища уже скрылись за стволами деревьев. Позвать их — спугнуть зубра. «Вот же! Везучий я, однако!» — подумал Богуслав, медленно поднимая мушкет, медленно взводя замок, осторожно насыпая на полку пороха. Для выстрела было может и далеко — пятьдесят шагов не меньше, но для отменного стрелка Богуслава попасть можно было и с такого расстояния. А вот убить на повал… «Нет, пусть подойдет, — думал Слуцкий князь, — это же вам не Михал Пац, что легко шлепнуть можно из пистолета. Это царь зверей! Его величество Зубр!»