О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

– Арсения Андреевича сейчас нет в офисе…

– Почему сразу не сказали?

– Не волнуйтесь, я сейчас свяжу вас с мобильным господина Иратова…

8

Следующее утро после ссоры и примирения с Верочкой выдалось депрессивным. Серое небо, падавшее на землю вместе со снегом, вызывало приступы какого-то отчаяния. И поход в ванную комнату усугубил настроение своей неполноценностью. Иратов поймал себя на мысли, что хочет, как настоящий мужик, придерживать его, попадая тугой струей в унитаз, да хоть бы и мимо.

Почему-то ему совсем не хотелось видеть Верочку, какое-то новое отношение к ней поселилось в груди. Он понимал, что тот, кто не может, почти всегда испытывает чувство неприязни к тому, кто может и делает. Иратов старался гнать такие мысли, объясняя себе, что все можно преодолеть, что не главное он утерял в отношениях с любимой женщиной.

Выпил кофе, плеснув в напиток немного коньяка.

«Рано, – подумал, – еще и девяти утра нет».

В его кабинете одновременно тревожно запищали компьютерные мониторы. Отставив недопитый кофе, Арсений Андреевич подбежал к столу, взглянул на графики, затем, усевшись в кресло, пролистал несколько бизнес-страниц и понял, что за это утро он потерял что-то около пятидесяти миллионов долларов. Биржи Китая, Японии и всей Азии рухнули почти на семь процентов.

Надо отдать должное выдержке Арсения Андреевича. Он никогда не терял контроль над собой в таких случаях, считая, что победы на торговых рынках, как и провалы, почти равновесны, неизбежны, что всякие кризисы, черные понедельники и пятницы будут случаться всегда, но не было еще такого в истории, чтобы рынки, пусть и со временем, не возвратились к своим историческим максимумам. Терпение – самая главная черта инвестора. Случается падение, но зеленое ралли все равно ведет человечество в гору.

Иратов написал несколько писем своим брокерам с распоряжениями уменьшить потери за счет игры против валют развивающихся стран, пояснив, какие и против каких выставлять.

Арсений Андреевич отвлекся от биржевых дел и просмотрел другие новости. Не найдя ничего интересного, из праздности он ввел свою фамилию в адресную строку и нажал кнопку «Enter». Новости по его персоналии также отсутствовали. Зачем-то Иратов нажал опцию «картинки» и увидел свою физиономию в многочисленных вариантах. Поглядел на себя молодого, получающего разные призы за достижения в архитектуре, затем – как он в своем «Бентли» позирует с какой-то модной группой певичек, которых он, не торопясь, перетоптал одну за другой; всякие тусовки и вечеринки бесконечные. Он видел богатого, степенного, уверенного человека магической наружности, под волшебство которой подпало огромное число противоположного пола – от периферийных простушек до голливудских звезд. Дальше пошли фотографии, где он уже с Верочкой. Официальные мероприятия, многочисленные модные дефиле, которые любила жена, снимки с театральных премьер, а также официальная съемка – награждение Арсения Андреевича Иратова Президентом РФ орденом «За заслуги перед Отечеством IV степени».

Закончив с официальными фотографиями, Иратов полез в личные, долго рассматривал кадры своей жизни, порой счастливые и не очень. У него даже имелись фото из уголовного дела, где он юный и в профиль, и в фас. Вспомнилась Владимирская колония, но он тут же прогнал от себя негатив, нажав на фотоальбом «США». И снова он молодой, только что эмигрировавший через Израиль в Америку, богатый спекуль из Москвы, архибогатый по тем временам… Вот он на встрече с работниками его собственного таксопарка. Человек сто эмигрантов, работавших на него под таксистскими медалями, внимают его речам. Именно он, Иратов, придумал, как изгнать с Брайтон-Бич таксистов-индийцев и прочих старожилов-асов нью-йоркского таксомоторного бизнеса. Залетным и желтым кебам разрешалось только привозить клиентов на Брайтон, обратно никак, все порожняком. И жители половины Бруклина могли заказывать, и заказывали, только своих извозчиков, при этом значительно дешевле. Не обошлось без помощи боксеров, которые во множестве прибыли искать счастья на американских рингах и попа́дали с них один за другим как недозрелые яблоки от порыва ветра. Именно они, кудесники кулачного боя, голодные как волки, отвадили от Брайтона чужих… На него тогда пытались влиять воры, также прибывшие на землю Дяди Сэма, скрываясь от отечественного правосудия, а заодно подминая под себя некоторые зоны влияния других национальных сегментов. Зарезали даже пару спортсменов, а те воров постреляли в ответ… Но еще с молодости, дав себе зарок не тереться с синими, Иратов слова своего не нарушил, хотя проблем из-за блатных появилось много. Он потихоньку их решил с помощью нескольких дипломатов, а на самом деле – офицеров ГРУ. Западло с ментами – с разведчиками круто… Фотографии матери и отца. Они оба умерли, пока он был в эмиграции. У отца обширный инфаркт, и мать вслед за ним ушла – тихо, по-английски. Высохла без мужа и сына… Но Иратову почему-то чаще вспоминался отец – сидящий за чертежным столом согбенный и странный человек с почти рыжими волосами…

А потом он вновь вернулся в Россию – обновленную, таящую в себе неограниченные возможности вознесения на олимп успеха. И Арсений Андреевич преуспел. Имея огромные финансы, он открыл собственное архитектурное бюро, набрал сотрудников – молодых архитекторов – и уже через три месяца спроектировал жилой дом для деятелей кинематографа и театра, который построили в самом центре Москвы. Он как пацан бегал по народным и заслуженным жильцам, допытываясь, все ли хорошо устроено, удобная ли планировка и не шокирует ли их совмещенный санузел… В память об отце, передавшем ему свой нереализованный талант, Иратов решил воплотить его идеи, модернизировав их, добавив свое экстраординарное видение. Конечно, в Москве такие проекты осуществить было невозможно. Строили только коробки с крошечными квартирками, никакого творчества, ни капли новаторства. Зато на Западе и на Востоке его идеи пользовались огромным спросом. Он строил в Дубае, Японии, Панаме, подписывая проекты своим именем и именем отца.

Иногда Иратов навещал своего постаревшего ректора Староглебского, позволившего бывшему зэку экстерном окончить МАРХИ и получить диплом архитектора. Обнищавшим старикам он приносил лучшие продукты и, как в бытность студентом, поставлял ему трубочный табак, а ей сигареты «Лаки Страйк».

Все его институтские подружки, комсорг Шевцова, Катька-волейболистка и другие, давно повыходили замуж, родили детей и обабились в самом славном смысле этого слова. Иратов вспомнил, как сразу после эмиграции его навестила Шевцова, он только купил офис и приводил его в порядок. Круглолицая, широкозадая, с грудью под пятый размер, она ничего у Иратова не просила, ни денег, ни протекции для мужа, просто вытащила из продуктовой сумки бутылку «Московской» и грамм триста нарезанной любительской колбасы. Разлила по принесенным стаканам и, произнеся «со свиданьицем», опрокинула водку в себя. Он сам не понял, как она взяла его в оборот, как оказался зажатым между ее мощных ног, а Шевцова ржала и скакала на нем кавалеристом. Иратов веселился не меньше подружки, особенно глядя, как прыгают вверх-вниз ее огромные тугие сиськи – будто баскетбольные мячи… После, измазанные свежей побелкой, они сидели, голые, на газетах и допивали водку.