О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

– Пошли!..

Не спрашивая, куда и зачем, Эжен поднялся с кровати и быстрыми шагами пошел следом за Лилей.

Девушка к этой встрече готовилась тщательно, со скандалом напросившись на внеочередное дежурство. Она застелила в ординаторской кушетку, поставила на тумбочку сладкое шампанское и фрукты, за которыми гоняла в магазин санитара, простояла в душе с полчаса, брея скальпелем ноги, проверила подмышки, чуть подправила внизу живота свою бабочку, затем намазалась французским кремом с едва уловимым запахом дикой японской вишни и лишь потом надела медицинский халат на голое тело. Она была невероятно взволнованна, так как предполагала в своем избраннике неопытность и бесхитростность. Она хотела обучить его всему, что умела, а Лиля, как она сама о себе думала, умела многое.

Когда она отчаянно сбросила халат, обнажив перед ним все свои соблазны, он не набросился на нее, как иногда бывает с юнцами, но и не впал в ступор. Эжен спокойно приблизился к Лиле и, не торопясь, рассмотрел ее, нагую, начав с коленок и закончив нежной шеей.

На секунду Лиле показалось, что она на медицинском осмотре, но в ту же секунду Эжен взял руками ее голову и поцеловал в губы так умело, так проникновенно и сладко двигался его карамельный язык, что тело молодой женщины мгновенно разогрелось и словно раскаленная лава вулкана огненной рекой исторглась из нее. Она ничему его не учила, а уже после всего поняла, собравшись с мозгами, что чувствовала себя с этим странным юношей, почти мальчиком, неумелой, но похотливой девственницей. Он играл на ее теле, словно виртуоз на рояле, нажимая подушечками пальцев именно те клавиши, которые требовалось, затем брал сложнейшие аккорды, от которых Лилино горло пело меццо-сопрано, переходил в нижнюю, басовую часть инструмента, проникая в суть его. Мгновением позже исполнитель внедрял брутальные вставки в импровизационную партитуру, и опять Лиля пела, теперь уже самым низким женским голосом. Ее контральто слышала вся больница, и все, кто мог, ощутили в это мгновение кульминацию, апофеоз произведения. Даже в реанимации произошло чудо: двое больных мужчин вышли из комы и обратно в нее не собирались, судя по показаниям мониторов.

Позже, лежа рядом с ним на растерзанном диване, она чувствовала себя обессиленной до самого предела, после которого только смерть. Молодая женщина ощущала, что он побывал в каждой ее клеточке, уверенно забрав все тело в плен раковой опухолью, обильно политой головокружительным морфином. Одновременно Лиля, влажная от страсти, помнила, что и сама вкусила своего партнера безудержно и безбрежно, будто впрок насыщалась, пила его бесконечно, как диабетик воду перед смертью.

Через некоторое время, когда рассвет возвестил о своем приближении, когда силы стали к ней постепенно возвращаться, она вдруг поняла, что становится с этой минуты самой несчастной женщиной на свете, что больше никогда подобного с нею не случится, что ей уже не доведется вкусить такого эпического наслаждения! Бедрами она чувствовала его похолодевшую кожу и подумала о нем уверенно – демон! Я была этой ночью с демоном!..

Неожиданно он вдруг стал сух с ней, спросил, который сейчас час, услышав, оделся и направился к двери.

– Ты куда?

– Мне нужно вернуться в палату.

– Есть еще несколько минут…

– У тебя, – обернулся Эжен. – У меня их нет. В девять утра я выпишусь.

Она хотела крикнуть ему вдогонку, что из больницы просто не выпустят, что милиция вначале должна опросить… Но промолчала, лишь прошептала ему вслед:

– И паспорта у тебя нет, маленький демон!..

Голой, бесстыдно свесившей с дивана ногу, пахнущей сексом, – в таком виде застал ее прибывший на дежурство Савушкин. Подумав, что блюдо приготовлено для него, он бросился молодым кобельком на наготу, чихнув при этом дважды, а потом грохнулся об пол, пытаясь быстро стянуть с себя штаны сразу вместе с трусами.

– Мудак ты, Савушкин! – проговорила Лилька, взяла с тумбочки бутылку с остатками шампанского и из горлышка их допила.

Голый и восставший мужеством Петя, себя не помнящий, оскорбленный, но возбужденный, медлить не стал и силой завалил однокурсницу на спину. Овладел ею, казалось, по-богатырски, а она, вдруг перестав сопротивляться, успокоилась и попросила:

– Только не в меня!

– Ага…

Она ничего не чувствовала, ни савушкинских щипков, ни сопливых поцелуев, ни самого его внутри. От безразличия Лили к происходящему Петя быстро закончил, как бегун стометровку пробежал. Десять секунд – и гонг возвестил победу. Раздраженный, Петя быстро оделся и сказал ей:

– Фригидная ты, Лилька! Фантик без конфетки!

– Ты прав, Савушкин. Я фригидна!..

Травматолог заставил ее одеться, оскорблял непристойно и велел убраться вон. Прибирал в ординаторской сам и обнаружил многочисленные следы, говорящие, что оставлены пятна страсти не им, не его рук… это дело. Внезапно поняв, с кем растратила силы ассистентка хирурга, он испытал приступ ярости. Набрав номер телефона жены и сославшись на стресс, Петя попросил ее о сеансе психотерапии тотчас. Захлебываясь, он поведал, как много нехороших людей вокруг, какие они злые и лживые, от этого у него пропадает вера в себя, вера в свою мужественность и исключительность… Мудрая жена во всем поддержала супруга, однако, заподозрив неладное, попыталась выяснить, что произошло в реальном времени и конкретно. Савушкин промямлил что-то о сумасшедшей Лильке, пытающейся его соблазнить, которую застал голой в своей ординаторской. Но он, сказал, верный муж, отверг домогательства стоически. Жена Пети, умница и профессионал, тотчас поняла, что произошло на самом деле. Ее благоверный совсем не стоик, и ясно, что он, мечтавший о Лильке с юности, переспал с ней однозначно, но что-то в интимном сближении пошло не так, вызвав у мужа истерику. Она приблизительно понимала что, зная Петечку, способности его организма – стрелять быстро и мимо цели. Вероятно, это и случилось с ним этим утром. Женщина не стала копать глубже, сделала вид, что целиком на стороне мужа, что он лучший, а работа – самое мощное успокоительное. Савушкин безмерно был благодарен жене, так как и в самом деле почти сразу успокоился. Поклявшись ей в преданности и любви, травматолог принялся готовиться к обходу. Единственное, что портило настроение, – это то, что при осмотрах он будет вынужден соприкоснуться с пациентом, поступившим вчера, с которым, видимо, и провела столь бурную ночь Лилька…

– Паскудыш! – выдавил в сердцах Петечка.

В это время Эжен, облачившись в черные одежды, подаренные Алиской, стоял в холле больницы и звонил по бесплатному телефону-автомату. Он попросил к телефону господина Иратова, а на вопрос, по какому делу, ответил, что по личному, ему объяснили, что не могут соединить, не зная существа обращения, и единственное, чего удалось добиться, – это разговора с Витей, помощником Иратова. Витя, будучи опытным референтом, сразу понял, что звонит не проситель, а кто-то, возможно, важный для босса.

– По личному? – переспросил Витя.

– Именно…