Ставка больше, чем смерть. Металл Армагеддона - Александр Голодный

Жуткая картина повторяется, но это уже мир Колониальной Империи. Хрустальный остров. И жертв здесь в сотни, тысячи раз больше.

Душа болит, переполняясь горем и раскаянием.

– Ты уничтожил миллионы. Ради исчезнувшей страны, о которой не знал ничего. Да, она возродилась. Тебе стало легче? Взгляни, кто ею правит.

Торжественная церемония. Хорошо знакомый человек приносит присягу, поднимает государственный флаг, принимает парад, приветливо машет колоннам демонстрантов. Ликующие толпы народа, плакаты, портреты. И везде на полотнах он – полковник Голдман. Точнее, теперь – президент Златов.

– Это выбор людей, ради которых ты отдал жизнь. Достойны ли они такого подарка? Достойны ли они твоего внимания? Достойны ли они вообще считаться разумными?

Его лицо совсем близко. В накатывающейся темноте кажется, что белое меняет цвет, словно чернея. Или не кажется?

– В твоей воле отказаться от всего этого. Просто пожелай – и то, что терзало, ограничивало твою великую суть, развеется без следа, станет тем, чем и является – пылью.

Видя, что я задумался, одобрительно улыбается:

– Ничего не потеряв, ты обретешь все. Бесконечное могущество, абсолютную ясность сознания, свободу и независимость. Тебя удерживают только чувства, которые суть глупый обман, закрывающий своей паутиной разум.

На ладони протянутой руки сверкает гранями крупный бриллиант.

– Это мой подарок, собрат. Возьми его, и ты обретешь способность видеть так же, как я. Тебе уже не понадобится моя помощь, чтобы заглянуть в прошлое любого мира, правильно оценить поступки людей и сделать окончательный выбор. Возьми и прозрей.

Кивнув, я закончил анализ.

У Марджи были длинные волосы. Сцена с полковником произошла до нашего знакомства, при мне она сменила прическу на каре.

Обнимавший Лену Ральф наполовину седой. Да и Елена выглядит заметно старше. Сколько прошло времени с моей гибели в том мире?

Голдман—Златов… Что же, у Истории бывали и не такие повороты.

Лариса, Ахмет… Я видел их души. Видел то, как они относятся ко мне. А вырванные из жизни отдельные сцены… Часть правды – это, как правило, ложь.

Кстати, а где браунинги? Где верные напарники?

Поднимаю глаза на Брюса. Его желание исполнилось – я прозрел. Передо мной высохшая мумия, скалящаяся редкими коричневыми зубами. В бывших когда-то дорогими одеждами пыльных лохмотьях. Глазницы наполнены злобной, бесконечной тьмой, на костлявой ладони вместо бриллианта извивается шупальцами черный спутанный клубок.

В одном он прав – убивать у меня всегда получалось очень хорошо.

Пальцы сжались в кулаки, налились запредельной, жестокой энергией. С поднятых рук в нечисть ударили две молнии. Ледяная, вымораживающая, рубящая острыми кристаллами и огненная, цвета сверхмощной, выжигающей любую материю термоядерной плазмы.

Мир опрокинулся. Исчезли поле, небо, бесконечное пространство.

Снова залитый гнилушечным светом коридор. Впереди дико воет раздираемый единством смертоносных противоположностей призрак, а по бокам безжизненно оседают мои напарники.

Приборы ночного видения висят на шеях, руки еле удерживают оружие, неживая белизна захватила лица.

Фигуры перевиты черными веревками колдовства, насквозь проткнуты острыми шипами заклятий. Их жизненные силы стремительно слабеют, истекают, вот уже открываются темные порталы, к которым послушно устремились потускневшие искры…

Нет!

Подхватив падающие тела, щедро напитываю их той же энергией, которой только что бил по Брюсу. Но в этот раз – энергией жизни.

Время замедлилось.

Искрящиеся молнии запечатывают порталы, отрезая путь душам. Бушующее пламя и жгучий холод выжигают шипы, разрывают путы, наполняют энергией оболочки. В глазах напарников проявляется сознание, а затем загорается ярким светом радужка. Белизной ледяного айсберга у Ахмета, раскаленной сталью у Кемаля. Вскинув оружие, они стреляют одновременно. В кого?

Хм-м, оказывается призрак Брюса еще на ногах и даже пытается атаковать. Заряды картечи и длинные очереди отбрасывают его к стене, заставляя корчиться в муках. Пытаюсь добавить взглядом, ударить с рук и понимаю: финита. Энергия кончилась.

Где пистолеты?!

Браунинги валяются у самых ног. Наклоняюсь поднять и от слабости валюсь на бок. Но стрелять это не мешает, хотя стволы по ощущениям изрядно потяжелели. От раздираемого серебром врага отлетают ошметки, целые куски, высохшая мумия разваливается на глазах, осыпается бесформенной кучей. Поливаемый пулями и картечью, дергающийся черный комок ударяется в стену и исчезает в расходящемся волной сером тумане.

– Искандер!

Попытка поднять не увенчалась успехом – ноги не держат.

– Брат, что с тобой?!

– Силы… кончились.

Во рту сухо, как в Сирийской пустыне, язык еле шевелится, но парни понимают. Патрубок фляги-медузы оказывается у глаз, живительная влага стекает в обезвоженное горло.

Вторую флягу выхлебываю уже сам.

Ахмет роется в аптечке, достает шприц-тюбик. Рука замирает. Не вижу, но знаю – они с Кемалем глядят сейчас друг другу в глаза. Светящиеся глаза.

А на меня наваливается нечеловеческая, бесконечная усталость. Хочется закрыть веки, отдохнуть хоть пару минут…

– Искандер!..

Разве можно так трясти? Я сейчас рассыплюсь. Как же погано себя чувствую…

– Глотай лекарство!

Перед лицом громадная ладонь Кемаля с капсулами. Такое впечатление, что уже не держится голова. Нет, не впечатление. Ее придерживает Ахмет.

– Давай, брат, давай.

Вроде проскочило.

– Пей.

Это с удовольствием, хотя вкус витаминизированного сока почти не ощущается. Вторая банка, третья.

– Теперь водички…

И куда столько влезает? На очередном глотке отрубаюсь.

* * *

Лежу на спине, под головой пристроен рюкзак. Где пистолеты? Нащупываю стволы слабыми пальцами. Ага, на месте. Сколько в магазинах осталось патронов?

Напарники возвышаются надо мной, контролируя свои сектора:

– Командир, может, еще?..

– Он не выдержит, брат.

– Почему стимулятор не действует?

– Потому что он выложился, исчерпался до дна. Он с того света нас вернул, понимаешь?

Молчание. Чувствую, что силы понемногу возвращаются.

– Ахмет, прошло уже десять минут. Стимулятор поднимает любого через минуту. Неужели он?..

С трудом перекатываюсь на бок, встаю на карачки, отвечая:

– Не дождешься…